жаль, Галия, что так случилось с вашим мужем… Это ведь у него был не первый приступ?
– Четвертый, – тихо сказала Галия. – Три раза его спасали. А вчера…
– Очень вам сочувствую и обещаю сделать все возможное…
Штерн запнулся, потому что не знал, как закончить фразу. Что он сделает? Все, чтобы наказать врачей, не спасших Аль-Джабару жизнь? Но медики не были виноваты, он это знал, и Галия это знала, Штерн видел, что она понимает это не хуже него, и писала свое заявление не для того, чтобы еврейский следователь наказал еврейских врачей за преступную халатность по отношению к арабскому пациенту. Она была уверена в другом и хотела, чтобы Штерн расследовал совсем другое преступление, но не могла написать об этом и даже сказать вслух не могла. Однако намеки были более чем понятны. Что мог сделать Штерн? Все возможное… Ну, ну.
– Спасибо, – сказала Галия отрешенным голосом. Она тоже поняла колебания Штерна и их причину. Они молча попрощались, Штерн поклонился, Галия кивнула, и следователь с облегчением переступил порог.
Моти открыл правую дверцу, и Штерн уселся на сиденье, продолжая думать над тем, что его, вообще говоря, не касалось.
– Куда? – спросил Моти, включая двигатель.
– В полицейский участок на Сулеймана, – сказал Штерн после непродолжительного молчания.
Что, собственно, он хотел узнать в местном отделении полиции? О вчерашних беспорядках? О том, кем это было организовано и почему именно в нужное время? Что могли сказать об этом местные пинкертоны, умевшие лишь разнимать драчунов и брать взятки? Надо бы иметь в Шуафате нормальный еврейский пункт правопорядка, но статус у лагеря был весьма странным – это вроде и не израильская территория, а потому полиция здесь своя, доморощенная и очень непрофессиональная. А с другой стороны, лагерь подчинялся формально Иерусалимскому городскому совету, отвечавшему за благоустройство и вообще за нормальную жизнь в этом забытом Богом месте.
– Останови, – сказал Штерн водителю, когда до полицейского участка оставался один квартал. – Знаешь, Моти, я передумал. Поедем обратно, в управление.
Это пришлось Моти по душе, обратно ехали с ветерком – когда выбрались из лабиринта улочек на городскую трассу. Оказавшись в своем кабинете, Штерн почувствовал себя лучше: в Шуафате у него возникло ощущение, что мозги сплавились и не желают думать. Сейчас он опять стал самим собой и прежде, чем позвонить знакомому следователю в ШАБАК, все-таки, как делал это всегда, составил план действий. Выглядело это так:
«Машина, сбившая ребенка – демонстрация – сердечный приступ Аль-Джабара – опоздание врачей – смерть. Связь между всеми звеньями или только между некоторыми (вторая часть цепочки)?
Кто организовал демонстрацию?
Почему выбрано время 10.25?
Поговорить с Пинхасом.
Конфликт между Аль-Джабаром и Джумшудом. Взятки?
Действия Аль-Джабара как адвоката и правозащитника. Кто его враги?»
Штерн