полез в боковой карман пиджака и вытащил свой знаменитый блокнот, при виде которого у меня обычно появлялось желание вызвать специалиста-криптографа. Значки, которыми Сингер записывал показания свидетелей и собственные наблюдения, мог расшифровать только он сам, да и то, по-моему, не всегда, а лишь при ярком освещении. Это не было стенографией – дело в том, что Сингер каждый раз пользовался новыми значками, а порой одно и то же слово обозначал пятью разными знаками, по ходу чтения разбираясь, что он имел в виду. Кажется, его рукой вела чистая интуиция – это был какой-то неизвестный науке и противоречивший здравому смыслу способ запоминания, точнее – способ напоминания самому Сингеру о том, как и в какой последовательности происходили события, обозначенные им теми или иными значками.
– В один прекрасный день, – сказал я, наблюдая, как Сингер переворачивает страницы и вглядывается в символы, пытаясь понять их содержание, – в один прекрасный для преступника день ты не сумеешь прочитать свои записи, и на этом твоя карьера закончится.
– Ты просто завидуешь, что сам не способен придумать для себя такую же эффективную систему, – отпарировал Сингер.
– Да? – скептически сказал я. – Ну-ка, что означает вот этот значок, похожий на курицу, подвешенную вверх лапами?
– Понятия не имею, – признался Сингер. – Я же тебе сто раз объяснял, что каждый знак сам по себе не означает ничего и не наводит ни на какие ассоциации. Но, когда я смотрю их подряд, от первого знака до последнего, интуиция подсказывает все, что я хотел вспомнить и… Цви, ты будешь слушать или…
– Буду слушать, – вздохнул я, – хотя каждый раз у меня возникает впечатление, что ты все это придумываешь на ходу, чтобы создать видимость работы.
– Я хотя бы раз ошибся?
– Нет, – признал я, – но когда-нибудь от вида твоей записной книжки инспектора Хутиэли хватит удар, и ты будешь признан виновным в непредумышленном убийстве полицейского при исполнении им служебных обязанностей. Срок от пяти лет до пожизненного.
– Рад, – сказал Сингер, – что ты говоришь об инспекторе, а не о себе самом.
– У меня крепкие нервы, – усмехнулся я. – Итак, что тебе удалось узнать о гостях Левингеров?
– На вечеринке присутствовало восемь человек, включая Хузмана. Три пары и некая молодая особа по имени Дорит, которую позвали, как я понял, для того, чтобы Хузману было на кого положить глаз. Лет двадцати пяти, красивая девица, работает в Тель-Авивском отделении министерства строительства, подшивает какие-то бумаги, на большее вряд ли способна. С Левингерами знакома около года, в дом приглашена впервые, о выигрыше узнала из газет. На Хузмана внимания не обращала, зато весь вечер не сводила взгляда с хозяина, чем вызвала неоднозначную реакцию со стороны Сары.
– Какой значок означает эту реакцию? – с подозрением спросил я.
– Неважно, – сказал Сингер и перевернул страницу.
– Далее, – продолжал он. –