Проходит немало времени, прежде чем я узнаю правду – Коди оказался в заключении из-за экспериментов с компьютерной базой. Он умудрился не только добраться до зашифрованных данных элиты, но и подправить баллы нескольким десяткам черных. Выяснить сколько таких семей было и кто они, правительство так и не сумело, и Коди раздувается от гордости каждый раз, как об этом говорят. Благодаря нему люди перестали голодать и получили доступ к медицине.
– У нас не принято задавать вопросы, – говорит он, не скрывая улыбки. – Могу поклясться, что в центре распределения продуктов никто даже и бровью не повел, когда в базе увидел новый рейтинг. Тысячи людей могли его повысить, государству никогда не собрать все отчеты воедино.
– Тогда как тебя вычислили?
– Не вычислили, – еще шире улыбается он. – Я на Аттестации раскритиковал их базы в пух и прах. Еще и про интернет добавил. Ты знаешь, что он раньше не был буквенно-числовым, в нем были фотографии и видео? Я думал, экзаменатор задохнется от возмущения или его удар хватит. Нигер позволяет себе оскорблять режим, – Коди смеется. Мне тяжело понять причину этого смеха, но он искренний. – Думаешь, я тронулся умом? Ничего подобного. Наступит день. Ну а пока что мне и здесь неплохо.
Я не решаюсь уточнить, почему. Я вижу, отношение охранников к Коди иное, чем к остальным заключенным. У него всегда больше еды на завтрак и ужин, и порой он со мной делится. Однажды он ненароком пробалтывается, что в двери его камеры есть окошко, а значит, он свободен от мучительной тишины изоляции. Мне остается только завидовать. Впрочем, завидую я ему по-доброму. Коди мне действительно нравится, и помимо мамы в ночных молитвах я упоминаю его имя.
Когда проходит первый год моей изоляции, мне разрешают выходить из камеры. Час свободного перемещения до отбоя становится для меня подарком судьбы. Мне разрешается даже воспользоваться компьютером, чтобы связаться с мамой, но проходят дни и недели, а от нее все нет ответа. Я знаю, Коди мог бы мне помочь, но он не предлагает помощь, а я не решаюсь с ним об этом заговорить. Это иной мир, я не хочу испортить наши отношения неосторожной просьбой. Я не смогу жить здесь без этой дружбы.
Я не доставляю охранникам проблем, меня даже хвалят за работу в госпитале, и скоро их отношение ко мне становится мягче. Никто не трогает нас с Коди, если мы задерживаемся после отбоя в общей комнате. Здесь нет ничего, что могло бы быть использовано для побега – лишь скамьи, но я все равно на мгновение замираю, проходя металлоискатель, точно говоря, что меня не в чем упрекнуть. Мы болтаем с Коди часы напролет, обсуждая дом и любимые блюда. Вскоре охранники вовсе перестают прислушиваться к нашим разговорам и уже реже проверяют нас.
В ночи, когда дежурит красотка Эмбер, нам и вовсе разрешено сидеть до рассвета в компьютерном зале. Это бывает в ночь на воскресенье, наш единственный выходной, а потому можно не бояться не выспаться. Я знаю, какие именно услуги оказывает ей Коди, а потому стараюсь не смотреть на Эмбер, когда она заходит за ним в комнату, и они на некоторое время уединяются