стало стыдно за свой маленький деревянный шкафчик на балконе. У него заедало дверцы от перепада температур. В нем хранились мои игрушки. Все вперемешку. Мячи, скакалки, куклы, мелки… У кого-то что-то было оторвано, у кого-то что-то затерялось. Плачевно, как у неумытого поросенка из «Мойдодыра», выглядели мои игрушки.
Папа периодически чинил шкафчик, мама перебирала игрушки, выбрасывала то, что ремонту не подлежит, покупала новые, но через некоторое время все возвращалось на круги своя. Я игрушки не любила. Я любила игры с другими детьми.
– А ты умеешь играть в «семь камней»? – спросила я Гаянэ.
– Нет, а ты меня научишь?
– Конечно! Для этого нам нужен мяч. У тебя есть?
– Вот!
Чистенький красно-желто-голубой мяч покатился к нам. – Камни на улице найдем, – сказала я подружкам.
Марина кивнула.
– А еще нам нужны мальчишки. С ними интереснее играть в «семь камней». У тебя есть знакомые мальчики? Друзья есть у тебя?
– Мне не разрешают выходить во двор без взрослых, – сказала Гаянэ. – И играть с мячом не разрешают, чтобы я не поранила ноги. Я занимаюсь балетом.
– Серьезно? – я сразу потеряла интерес к мячу. – И ты на пальцах стоять умеешь?
– Конечно!
– Я тоже умею! Вот смотри!
Я подбежала к зеркалу.
– Марина, помоги!
Опираясь на Маринино плечо, я согнула все десять пальцев на ногах и чуть-чуть, с огромным усилием, оторвала пятки от пола.
– Видишь? Я на пальцах стою!
– А надо не так! – сказала Гаянэ и из какого-то шкафчика достала шелковые туфельки с длинными розовыми лентами.
– Это что? Никогда таких не видела! Это которые на балеринах?
– Это пуанты! – так важно сказала Гаянэ, что мы с Мариной, не сговариваясь, показали ей языки.
– Можно потрогать? – спросила Марина.
– Конечно!
Пуанты были изумительно шелковые, с шелковыми розовыми лентами.
– А можно мне их примерить? – спросила я. – Можно!
С невероятным трудом, как сестры Золушки в хрустальную туфельку, я втиснула свои стопы в эти пуанты.
– Помогите встать!
– Вика, не надо! – тихо попросила Марина. Но меня уже было не остановить.
Одной рукой схватив за шею Гаянэ, другой опираясь на плечо Марины, я оторвалась от стула, выпрямилась и тут же грохнулась лицом вниз. Это было ужасно унизительно, но я не могла даже представить, как можно в них стоять, ходить, да еще и танцевать.
Но Гаянэ стянула с меня пуанты, как-то очень легко и свободно надела эти кандалы (иначе не скажешь) на свои ножки, запеленала лентами, изящно встала и прошлась перекрестным шагом по паркету, затем подпрыгнула и присела в реверансе. Мы с Мариной смотрели на нее, уронив челюсти.
Спасла нас от экзекуции совершенством бабушка Гаянэ.
– Ай, бала-джан, – сказала она внучке ласково, – мы же тебя просили не танцевать в комнате. Паркет