с похмельем или и вовсе еще слегка пьяные, и, спотыкаясь, побредут в столовую за бейглами.
После лета, проведенного в Лондоне, Сэм казалось ненормальным жить в общаге в комнатах, которые отличались друг от друга разве что цветом штор или покрывалом на кровати в цветочек, которое выбрала чья-то мама. Казалось диким, что ей говорят, что и когда она будет есть.
Сэм могла потратить час, блуждая по Бикман-маркету в центре города, выбирая крошечное мыло и серебристые тюбики дорогущего крема для рук, мысленно обставляя дом, которого у нее не было, но в котором она могла представить себя живущей с Клайвом. Она так ничего и не купила.
Изящное мыло смотрелось бы нелепо на пластмассовой полке в общей душевой. Крем для рук брала бы каждая заходящая в комнату, заставляя ее каждый раз нервничать, вспоминая его цену. Дом, который девушка себе представляла, был тем домом, в котором она провела последние несколько недель в качестве няни. Домом Элизабет. В светлых, со вкусом обставленных комнатах царило спокойствие, которое, казалось, исходило от самой Элизабет.
Сэм решила, что не будет подрабатывать в этом году в столовой колледжа, как делала это в прошлом. Отчасти из-за того, что смены на выходных помешали бы ей увидеть Клайва, отчасти, если быть совсем честной, потому что ей хотелось насладиться студенческой жизнью, хоть раз не намывая тарелки за своими друзьями.
Она планировала работать два полных дня в неделю за пределами кампуса, но Элизабет няня была нужна на три дня. Сэм поменяла свое расписание. Теперь по вторникам и средам у нее стояли пары с восьми утра до шести вечера, но это того стоило. Она никогда раньше не работала на кого-то вроде Элизабет. Иногда она наливала им обеим по чашке кофе, прежде чем уйти работать, и сидела и болтала с Сэм минут пятнадцать, как будто и не платила ей за то, чтобы она присматривала за малышом. Элизабет расспрашивала ее обо всем – о ее творчестве, путешествиях, планах.
Бывая там, Сэм часто притворялась, что этот дом принадлежит ей, и этот ребенок тоже. Она подходила к книжному шкафу, где стояли экземпляры книг Элизабет в твердом переплете и несколько их же переводов на разные языки, и представляла, каково это – добиться чего-то в таком духе. Сэм подумала, что среди прочего почувствовала бы облегчение.
Ей нравилось мыть руки в туалетной комнате на первом этаже, окруженной мягкими белыми полотенцами и обоями с рисунком из огромных зеленых листьев. Мыло пахло пионом. Сэм чувствовала себя лучшей версией себя всякий раз, когда им пользовалась.
Она спросила у Элизабет, где его можно купить.
Элизабет пожала плечами и сказала, что не может вспомнить.
– В аптеке, наверное, – предположила женщина.
В этом была вся она – непринужденная, лишенная притворства.
Элизабет хорошо выглядела, не прилагая к этому никаких усилий. Она почти никогда не красилась. У нее была фигура стройного юноши, тело, о котором Сэм мечтала всю свою жизнь. Из них двоих, это Сэм выглядела так, как будто родила