я зачем-то взяла нож и провела острием по ладони вдоль пальцев. Провела вроде слегка, но появился глубокий порез, отчего по всем линиям и складкам засочилась кровь. Тонкие алые струйки бежали по причудливо изогнутым впадинкам моей ладони сначала хаотично, а затем стали складываться в буквы. Точнее, во множество букв, которые постоянно менялись. Как только я пыталась прочесть что-то, буквы стекали с ладони, а новые струйки уже иначе заполняли линии, и я никак не успевала разглядеть, что же там пишется.
Это копошение букв никак не прекращалось, а я не ничего предпринимала, только тщетно силилась разглядеть слова и хоть что-то прочитать. В тот момент казалось, что там очень важное послание для меня и если я его не узнаю, со мной случится беда. От отчаяния я до боли сжала изрезанную ладонь в кулак и снова разжала: буквы размазались и потрескались, но льющаяся из раны кровь смывала прежнюю и все пыталась что-то сообщить мне. Я закричала от бессилия, слезы стали застилать глаза, и теперь вместо ладони я видела только одно сплошное красное пятно.
Я выскочила из квартиры и побежала вниз. Но на улице вместо привычного спокойного дворика, засаженного старыми ветвистыми деревьями, оказалось шоссе, по которому безостановочно мчались машины.
В панике я оглянулась на дверь своего подъезда, но не увидела ее. На этом месте был вход в модный магазин, по бокам от которого сквозь высокие оконные стекла недобро щурились манекены. Все они, как один, смотрели на меня и стояли, прижав ладони к стеклу так, чтобы я видела яркие кровавые буквы, вырезанные на их мертвых ладонях.
Манекенов было пять: два в левом окне и три в правом. Я сделала несколько шагов влево и, вглядываясь в буквы на прилипших к стеклам руках, медленно пошла вдоль витрины. На ладонях первого манекена были буквы «Д» и «Е». Как только я прочла их, он опустил руки и отвел глаза. Второй показал мне «Т» и «И» и тоже отвернулся.
– Дети, – прошептала я и направилась к следующей витрине.
Знаки на руках третьего гласили «М» и «Е». Чтобы удержать ускользающие во сне из памяти буквы, я твердила то, что уже удалось прочесть. Стараясь не глядеть на манекены, пока те не покажут свои руки и не перестанут на меня смотреть неживым стеклянным взглядом, я прочла у четвертого «Р» и «Т».
– Дети мерт… дети мерт. – Мне не хотелось читать последние буквы у последнего манекена. И я уже знала, что там увижу.
«В» и «Ы».
Дети мертвы. Дети мертвы! Какие дети, боже мой? Какие дети?! Эта фраза почему-то напугала меня до полусмерти, хотя я не поняла ее значения. Я мельком взглянула на последний манекен, ожидая, что он, как и предыдущие, опустит руки и отвернется. Увидев его, я беззвучно закричала. Крик буквально душил меня: он не мог вырваться, застряв в горле, и не давал дышать. С витрины, сверкая пустыми глазами, на меня в упор смотрел Арт, странно улыбаясь, и в его улыбке не было ничего доброго. Он продолжал упираться руками в стекло, и получилось, что из надписи осталось только сочетание «ВЫ». Словно в подтверждение моих слов Арт несколько раз ударил ладонями по стеклянной поверхности.
Вы!