через коридор и попутно заглянул в спальню, где жена укладывала спать Ренату.
Просунув голову в дверь, он прошептал:
– Я в баню.
Ответа Ангелины я не расслышал. По глухому звуку захлопнувшейся двери стало понятно, что Жорик вышел из дома. Денис торопливо встал и попытался меня расшевелить.
– Альба, в баню пошли! – сказал он строгим тоном, кивая на дверь.
Его глаза выражали возмущение. Я смотрел на брата умиротворённо. Спортивный костюм на нём выносился со временем и сидел небрежно. Вроде бы он был в брюках и в свитере… Когда успел переодеться? Я даже не заметил.
– Да-да, сейчас пойду, – ответил я спокойно.
Денис раздосадованно махнул рукой, недоверчиво посмотрел на меня и вышел. Раздался звук закрывшейся двери.
Я продолжал сидеть на диване, так и не переодевшись, и медленно рассматривал комнату, которую заполнял шум включённого телевизора. Всё в ней было по-прежнему, даже занавески на окнах остались те же. Хрустальные вазы на серванте – их покупала ещё наша мать, простаивая в длинных очередях, – освещённые светом от люстр, переливались всеми цветами радуги. Комнатные цветы на подоконнике не увяли: видимо, Денис не забывал их поливать.
Мой взгляд упал на свет, падающий в тёмный коридор из полуоткрытой двери спальни, где была Ангелина. Полоска света меня манила, но некая робость всё-таки сдерживала. В доме мы остались с Ангелиной вдвоём, не считая спящего ребёнка. Вроде наступил удобный момент – надо воспользоваться им. Мне очень хотелось поговорить с Ангелиной. Я в нерешительности поднялся с дивана и направился в комнату. Возле двери мы внезапно столкнулись и испуганно посмотрели друг на друга. Ангелина растерялась. В течение нескольких секунд мы стояли неподвижно. Она в порыве прильнула ко мне. Я неловко и робко обнял её.
Прижав лицо к моей груди, Ангелина прошептала:
– Мне кажется, она преследует меня. Я это чувствую и боюсь.
С полузакрытыми глазами я молча продолжал держать рыжую красавицу в своих объятиях, невольно вдыхая запах её волос. Еле смог сдержать вспыхнувшее желание поцеловать её: ещё помнил, как пахли тёмные волосы Серафимы, всегда напоминавшие осенний запах опавшей листвы. Вдруг я внезапно осознал, что близкие нам люди, покинувшие этот мир, оставляют после себя запах, свойственный только им. Я это хорошо помню: после смерти нашей матери в доме так долго ею пахло.
Неведомо откуда потянуло запахом опавших осенних листьев, и мне почудилось, что рядом со мной Серафима. Я невольно сильнее прижал к себе Ангелину.
Она ещё более жалостливо спросила:
– А к тебе она является?
– Нет, – ответил я как-то отстранённо.
Внезапно меня ошарашило: «Ведь я не переоделся! Сейчас мой свитер пахнет зоной!» От этой мысли мне стало неловко, и я тут же рукой отстранил от себя Ангелину.
– Ты чего, Альберт? – вырвалось у неё.
– Прости, я не хотел.
Успокоившись, я подошёл к ней поближе и приобнял за плечи.
– Я понимаю тебя, – сказала она. – Ведь мне не с кем об этом говорить. Никто не поймёт, да и вряд ли поверит. Подумают,