спиртягой. Принюхался, облизался. Точно, виски. Смотрю, вокруг голые друг с дружки икру с вискарём слизывают, верещат, обнимаются. Меня чуть не вырвало от подобного зрелища. Икрой измазанный, виски облитый и злой как пьяный Чебураш, ищу, где эта манда, которая меня вниз сбросила. Ага, вот эта манда! Больше скажу! Револьга! Вся рожа в икре. И не тока. Обниматься полезла, а сама липкая и вонючая до омерзения, но местами очень даже ничё. Очень даже! Тока дойки великоватые и висячие. В икре, самогоном шотландским облитая, ко мне ручилами тянется, ртину алую приоткрыла, вурдуларщицей присосаться хочет. Я её отпихнул и заорал: Предупредить не могла?! Как мне теперь костюм возвращать, тупая ты блядинка?! А Револьга шабашницей хохочет и кричит, мол, не беспокойся, всё будет в ажуре. А как будет в ажуре, если костюм икрой и виски засрат так, что прежним никогда не станет. Коли взял вещь, так именно её и верни, а не замену левую. Я Револьге грю, повернись ко мне жопой да нагнись. Сейчас я тебя… Она хихикнула кокетливо, повернулась, нагнулась и ноги расставила. Я таааакого пинчища ей прописал, что она истинной свиньёй взвизгнула и мордой в икру ткнулась. С пердёжным звуком.
В поисках выхода бреду по мошнину в икорно-вискорных топях, пробиваюсь через пьяных политиков, бизнеслюдей, творческий официоз, скотов этих приблатнёных. Один мне розовое мороженое в рожке вафельном прямо в морду пихает, а сам обдолбанный, лысый, глазюки как бублики. Таращится на меня как мистик на крест. Я этому вафелу с наслаждением небывалым в морду хрясь! Далее бреду. Одна мадам сосаться лезет. А от её как от подвальной алкашки духом подвальным разит. Пощёчину влепил. Она в икру с хихиканьем упала и скрылась в ней всецело. Пока выход искал, многим настегал. Револьгу снова встретил, дал ей кулаком под рёбра и заставил дверь наружу указать.
Выбрался я из Мышиного Дворца и был таков. А дядька Вацлав костюм простил. Очень уж его история позабавила. Сказал, нехер было мне, дураку, ехать к этой пустышке. Они, сказал, там наверху все манданутые, не по понятиям живут.
Люблю когда в писку
Запенилась-забулькала, с первых дней набирая обороты, рабочая мечта – отпуск. Так бы, конечно, без отпуска, без мечты и вкалывал, да на работу забил. Теперь у меня отпуск по собственному желанию. Я за свободу личности. Захотел – не вышел. Получку получил, бабла у директора шаражки нашей ссаной (ссаной-прессаной) на покупку топливного бака к выдуманному лично мною мотику занял и не вышел.
Тут необходима неординарная воля. Нужно уметь подавить страх перед последствиями. И вот она, мечта, в толковую реальность из бестолковых фантазий извлечённая, летучей лисицей в моих ручилах бьётся. Очередное доказательство, что я крутяка и ничё не боюсь. Правда, как с этой тварью обращаться, не одуплил и в непонятках первое сэвендэвье безудержно пропьянствовал. На-на се-седь-седьмые су-сутки за-звякнул ко-корефанила. Давай, грит, к нам на вписку, чучундры в сборе. У нас, грит, чучундровая вписка с колдовством. Колдовство… На свете