сдался: пытался разжечь огонь почти до самого вечера. Уже даже рубашки высохли, а я всё скакал вокруг нескольких дощечек с сухой травой. В итоге плюнул на всё это и рискнул съесть рыбу в сыром виде. Нет, я и раньше ел сырую рыбу, но то была вроде как проверенная, а тут – мало ли какие паразиты в ней водятся. Впрочем, голод быстро убедил меня, что всё это глупости и рыба просто отличная. Не скажу, что согласился с ним, но деваться было всё равно некуда. Рыбу я съел (показалось мало), запил большим количеством воды и решил, что всё не так уж и плохо.
Вскоре вылезла новая проблема. Вечер подкрался как-то уж больно незаметно. Нужно было искать место для ночёвки. Я решил, что оставаться ночью около ручья – плохая идея. Мне казалось, ночью тут будет не протолкнуться от зверья, хотя следов вроде и не заметил. Но и далеко уходить мне не хотелось, поэтому глубоко в лес забираться не стал. Отошёл ровно настолько, чтобы не слышать шум ручья.
Забравшись на дерево, для начала проверил ещё раз свою рану. От неё почти ничего не осталось, кроме розоватого шрама, с краёв побледневшего так, словно ему было пару месяцев, а не сутки. Почти не удивился, так как к чему-то подобному подсознательно уже был готов. Но всё равно это было более чем странно, и я не мог придумать ничего вразумительного, чтобы оправдать такое быстрое заживление. Единственное, что приходило в голову: либо подобное нормально для места, в которое я попал, либо для тела. Одно знал точно: болтать об этом направо и налево не стоит.
Повозившись, привязал себя к одной из веток рубашкой и затих, расслабляясь. А ведь здесь могут водиться какие-нибудь большие кошки. Тот же тигр или рысь. Сразу стало не по себе. Или они в таких лесах не водятся? Хотя рыси точно могут. Немного подумав, отвязался и пополз выше, выбирая менее толстую ветку.
Наверху слегка качало от ветра, но я решил, что это меньшая из бед. Снова привязавшись, на этот раз более туго, выдохнул. Внизу я бы точно не остался. Если хищники семейства кошачьих ещё под сомнением, то всякие волки тут просто обязаны водиться. Словно в подтверждение моих мыслей вдалеке протяжно завыли. Ну вот, а я о чём говорил? Если это не волки, то кто-то очень похожий, однозначно.
Вскоре на лес опустилась ночь. Ветер подозрительно затих, что мне совершенно не понравилось: было в этом затишье что-то тревожное. Моё зрение и ночью вело себя странно: правый глаз видел только темноту и неясные силуэты, а вот в левом отражался всё тот же серый мир, припорошенный чем-то непонятным. Картинка левого глаза накладывалась на картинку правого – и ночь слегка отступала. Она окрашивалась в серые тона, словно я смотрел на мир через камеру ночного видения. Очень удобно, хотя и непонятно, как такое возможно.
Сейчас, когда было время изучить эту странность, я внимательно присмотрелся к ближайшим листьям, прикрывая при этом правый глаз, чтобы не мешал. Я никогда не слышал, чтобы зрение вело себя вот так. Хотя бывают же дальтоники. Может быть, и здесь что-то такое же? Впрочем, дальтонизм не объясняет странного серого налёта на предметах. Это походило на то, будто всё в мире покрыто