заваленный снегом двор и, распахнув дверь в сарай, достаю лопату.
О чем, собственно, спрашивать? Куда она собиралась принести детей после роддома? В общагу, или где она там обитает?
Не скрывая раздражения, раскидываю снег в разные стороны. Выпускаю пары.
О чем вообще думала эта женщина, когда решила не ставить меня в известность? На что жить собиралась? Детей поднимать? Дурацкие вопросы.
Одно ясно, со мной ей с первого дня было бы значительно легче. Вот тогда бы и договаривались. А сейчас…
Как скажу, так и будет. Ей придется с этим согласиться.
Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Оборачиваюсь на звук открываемой двери.
С замиранием сердца смотрю на друга выскочившего на крыльцо в носках.
Не к добру это. Случилось что-то…
– Тима! – орет с крыльца Богдан. – Витя звонит!
На всех парах несусь к дому. Как я мог забыть айфон? Ну, не дурак ли?
Перескакивая через ступеньки, подлетаю к Дану.
– Витя… – выхватив трубку, выдыхаю со стоном.
– Тим, тут такое дело, – мнется Торганов.
– Что-то с детьми?
– Детей я тебе достал. Хорошие девчонки. Сейчас в реанимации… Такой порядок.
– Тогда что?
– У Леры открылось кровотечение. Еле остановили. Но она много крови потеряла. Требуется переливание. У тебя первая группа, кажется…
– Сейчас буду, – роняю отрывисто по пути к машине.
Только не умирай, Лера, Лерочка… Дождись меня! Сама подумай, глупая… Я ж один не справлюсь…
12. Реанимация
Что я чувствую, поднимаясь с кушетки?
Меня обманули! Я несся в больницу, невзирая на правила движения. Испугался за жизнь Леры. Думал, она в опасности. И только моя кровь может спасти ее. Чувствовал себя героем и надеялся увидеть Леру.
А Торганов просто завел меня в процедурную, где медсестра выкачала грамм двести крови. И все.
– Да ты пойми, Тима, – улыбается усталый Витя. – Прямое переливание делают в исключительных случаях. Это опасно. Мы твою кровушку прогоним через аппарат, добавим консервантов и завтра вольем Лере.
– Как она? – поднимаю строгий взгляд на друга.
– Уже лучше. Но пока в реанимации. Девочки тоже.
– Хочу на них посмотреть, – заявляю упрямо. – Только давай без лекций, что у меня нет законных оснований…
– Умного учить – только портить, – усмехается Витя и, со вздохом поднявшись из-за стола, подходит ко мне. – Пойдем.
Короткий белый коридор заканчивается двустворчатой дверью.
– Сюда, – кивает Торганов, заводя меня в святая святых. Реанимация родильного дома. Белые стены и пол. Мерно тикают приборы. А по нервам бьет тишина. Палаты без дверей. В одной на высокой подушке лежит моя Лера.
Подхожу ближе. Вглядываюсь в лицо. Спокойное. Даже чуть умиротворенное. Только бледное очень, и губы синие.
– Что с ней? – сурово спрашиваю Торганова.
– Спит, – берет меня под локоть, собираясь вывести. – Организму нужно восстановиться. Мы ей ввели