Вишневое послевкусие. Мари Вайлет

Мэлтон не стал упускать такую возможность и прежде, чем Лиз успела хоть что-то спросить, ответил мне:

      – Леди Джулия, по поместью расползутся слухи, если кто-то заметит, как я наведываюсь в вашу комнату в другое время. Давайте больше никогда не поднимать эту тему!

      Чувствуя яростное желание осадить Мэлтона за дерзость, я схватила подушку и что было силы швырнула ее в наглеца. Тот ловко увернулся, затем театрально разочарованно вздохнул и лениво поднялся с кресла.

      Он недолго стоял и смотрел, как я кутаюсь в одеяло, а потом повернулся к ничего не понимающей Лиз:

      – Вы, должно быть, мисс Мерси? – мы с Лиз удивленно переглянулись. – Пожалуйста, заварите для леди Лоттен крепкий кофе. Сегодня у нас с ней по расписанию визит в семейную библиотеку.

      Губы Мэлтона расплылись в удовлетворенной улыбке, когда я, обреченно вздохнув, заставила себя сползти с кровати и поплелась в ванную комнату.

***

      Я ожидала от Эрика ехидных шуточек, но он удивил меня своим неподдельным интересом к уникальным собраниям леди Луизы.

      Сама я редко бывала в этой части поместья и никогда не забредала в молчаливую глубь библиотеки. Но бродя среди запыленных полок, от которых пахло типографией, сладкими чернилами, старой бумагой и невыверенной хвоей, я прочувствовала всю прелесть одинокой тишины.

      Эрик с интересом перебирал книгу за книгой, с трепетом перелистывал хрустящие пожелтевшие страницы, и я ловила себя на мысли, что, несмотря на все его выходки и шуточки, он мог быть серьезным и интересным собеседником.

      – Джулс, – почти шепотом окликнул он меня: – Угадай, что я нашел?

      – Если это не пособие о том, как отучить незваных друзей вваливаться в мою комнату, – мне неинтересно.

      – Так мы все-таки друзья? – он подошел ближе и облокотился о полку рядом со мной.

      Я проигнорировала его вопрос и вместо этого попыталась разобрать название книги, которую он держал в руках.

      – «Ромео и Джульетта»? – я недоверчиво подняла брови, пытаясь понять, куда он клонит.

      – Почему так бесстрастно?

      – Помнится, это ты у нас фанат Шекспира, – выдохнула я, про себя радуясь, что он обошел стороной шутки о моем имени.

      – Боже мой, Джулс! – я напряглась. – Это же классика! Как же твоя непоколебимая вера в настоящую чистую любовь?

      – Это разные вещи, – я покачала головой, а он вопросительно изогнул бровь, ожидая объяснений. – Вряд ли герои этой трагедии полностью понимали весь смысл любви, они ведь были детьми.