изменение в герое тогда произошло, оно положило бы начало его воскресению, и финал истории мог бы быть совсем другим. И пусть Достоевский эксплицитно не дал своему герою шанс на воскресение, но, возможно, поместив картину в его доме, он заложил данную идею имплицитно. Я же данным поворотом сюжета утверждаю, что Рогожин все-таки мог вступить на путь воскресения, а главное, пытаюсь дать понять современным читателям, что у них всегда есть шанс выйти из тьмы к Свету.
Иной поворот сюжета по сравнению с текстом Достоевского можно найти и в моем стихотворении «Воскресение». Если у Достоевского Раскольников так и не раскрыл Евангелие на каторге, то в моем стихотворении он раскрыл его и при свете свечи стал читать отрывок из «Притчи о блудном сыне». Если Достоевский, четко наметив открывшийся для Раскольникова путь воскресения, оставил его лишь в начале пути, что породило научную, и не только, полемику по поводу того, состоится воскресение героя или нет, то Раскольников в моем стихотворении однозначно обратился к Христу, поняв значение Его великой жертвы для человечества, и воскрес для новой светоносной жизни. Финал моего стихотворения таков, потому что, в отличие от Достоевского, я пишу его не в XIX в., а в XXI в., во Время Жатвы, где каждому из нас пора сделать четкий выбор между тьмой и Светом и преодолеть свой внутренний раскол.
Последовательность восьми стихотворений цикла «Из тьмы к Свету» не связана ни с хронологией создания Достоевским тех произведений, по мотивам которых написаны стихи, ни с хронологией создания мною стихотворений, но она принципиально важна для понимания общей идеи цикла.
Таким образом, три части книги «Несмешной сон человечества: Диалог с Достоевским» содержат по восемь составляющих, образуя число 888 – число Христа. Символы, которыми заканчивается каждая из частей: Реки Жизни, Древо Жизни, Свет Жизни – являются крайне важными для понимания глубинных идей книги и связывают все три части в единое целое.
С точки зрения некоторых исследователей, которую я разделяю, творчество Достоевского явилось одним из высших достижений христианского реализма в мировой литературе. Как утверждает В. Н. Захаров, «Достоевский был первым, кто в своем творчестве сознательно поднялся до высот христианского реализма, назвав его „реализмом в высшем смысле“. Впрочем, сам Достоевский считал своим учителем на этом пути Пушкина и был особенно благодарен ему за уроки прозы в „Повестях покойного Ивана Петровича Белкина“»14. В своей монографии «Христианский реализм в повести А. С. Пушкина „Станционный смотритель“» по результатам анализа данной повести в православном контексте я выделяю основные черты христианского реализма как литературного направления, к числу которых отношу «обращение читателя к Богу, к Христу, открытие для читателя евангельских истин посредством художественного произведения»15. Несомненно, что