князьями – русскими и половецким.
Посол от этих напоминаний вздрогнул, проникшись величайшей трагедией происшедшего. Проницательней вгляделся в спектр сих времён… Здесь мечами, пиками, стрелами стыкуется Европа с Азией; мотыгой, серпом и молотом сближаются Запад и Восток. Здесь сращиваются племена и народы. Плотью, кровью, нравами…
Вновь и вновь всматривается Посол в земли командировочной работы. Красивы они. Зелены, белы, голубы, румяны. Притягательны многоцветьем, простором, волей. Почти как в его, двадцатом, столетии. И так же под корнями каждого дерева, ныне растущего, покоится прах пращура, из каждого куста разноцветьем ягод выступают кровь и слёзы древнейшего воина, каждая былинка в утренней росе искрится потом древнего труженика, от каждого цветка исходят чарующие ароматы веры, надежд и любви далёкого предка…
Тут-то и пришли к Послу мысли беспрецедентные, любовью к отечеству, к духу народному вдохновлённые. А если бы всё, что в прошлом злом было, переменить? Хотя бы раз в истории! Для эксперимента, второму миллениуму, грядущим юбилеям отечества посвящённого!
Посол понимает, конечно, что у него возникнут проблемы с Историей, снарядившей его в нынешнюю командировку. Дескать, не по заданию действуешь, уважаемый. Но рассчитывает на терпение и милость к себе нередко благосклонной к Руси Истории. Объявятся, несомненно, и критики, и оппозиционеры. От них Посол пощады не ждёт. Скажут, взялся не за своё дело, к тому же несбыточное. А важные учёные, усмехнувшись скептически, непременные сомнения выскажут. И будут утверждать бесспорное: историю прошлую не переделать, разве только можно переписать. А особо дотошные да объективные уверять не ко времени станут, будто анализ истории недопустим, преступен даже, в отрыве от конкретных условий конкретного места и времени…
Посол взволновался перед лицом будущих порицателей и гневных критиков. Но всё же не отступил. Подводя итог сомнениям обоснованным и намерениям тернистым, выстрадал главную на сей момент надежду: будто бы власть и народ едины и потому одновременно и совместно с Историей задумываются над тем, что и как делать, прежде чем реформировать страну, чтобы последующие перемены не привели к реке Калке и нашествию Орды.
Память Посла воскрешает удачные примеры истории мира и отечества, и тут же они вплетаются в судьбы полюбившейся ему Древней Руси. Но…
Жестокие строки древнерусской летописи, в редакции беспристрастного Василия Никитича Татищева, жаром ядра солнца запылали перед глазами Посла Истории:
«Прийдоша языци незнаеми, безбожнии агаряне, их же никто добре весть, кто суть, откуда изъидоша, и что язык их, коего племени и что вера их. Зовутся бо татаре, кланяются солнцу, луне и огню. Неци зовутся таурмени, ини зовутся кумани, ини монги».
Не ведали русичи, не ждали люди земель русских нашествия смерть и ужас несущей Орды. Кто эти люди, откуда пришли? Почему так скоро, так лихо покорили могучую Русь? Всем казалось, да что там казалось, – все уверовали,