цветов. И в красильне, где в огромных чанах рулоны тканей и мотки ниток цветом насыщались. И в сушильне, где под потолком на крюках оне же висели. Но больше всего Дуняше понравилось на складе готовой мануфактуры – уж больно весело было зреть сие многоцветное поле. И недаром ей на ум разнотравье русского луга в погожий летний денёк пришло – ведь краски-то все из энтих самых трав и деялись! Об ентом ей Кондратий Саввович в лаборатории сказывал да показывал. Красная али красно-коричневая краска получалась из высушенных и растертых корешков марены39. Синяя – из вайды40. В качестве желтой краски использовали шафран. Из него же можно было сделать розовую али даже красную краску. Краска, именуемая шижгель, изготовлялась из крушины. Зеленую краску получали из багульника.
А яко любо было Дуняше зрети смагу41 в очах Кондратия Саввовича, когда он ей речи вёл о своем любимом деле! Ей, ей едной! Уж, она внимала ему со тщанием42, охала да ахала. Оне и во время вечерней трапезы всё об том же речи вели. Кондратий Саввович хотел на том лугу, что из Дуняшиного приданого, кожевенную красильню сделати. Вода – рядом. Шафран, вайда, марена, бузина – тут же в поле да в лесочке. А уж сажи для чёрной краски – хошь весь обмажься! А кожа – это обувь и перчатки, обивка мебели и карет, переплеты книг и много чего ещё. Красотища! Дуняшу ажно гордость взяла – вот кака польза от неё для Кондратия Саввовича!
Когда она в спальню мужнину входила, сердечко её таяло, а плоть звенела бубенцами – днесь43 всё у них с мил-дружком по-другому будет! Не со стыдом и хладом, а ладно да трепетно, со смагой и любовью. А яко дошла до мужниной постели, так и застыла соляным столбом44. Постель вся смята, друга подушка вдавлена, на ней длинный чернявый волос тонкой змейкой вьётся. Люди добрые, да што ж это деется?!? Ужо ли у Кондратия Саввовича в кажном углу полюбовница имеется? Только Лушку извела, так теперь друга напасть?!?
Гнев застил разум Дуняши. Скинула она калое45 бельё на пол и позвала грозно девку убраться да свежее бельё застелить. Испужалась девка нову строгу хозяйку, в охапку бельишко с полу собрала да к дверям кинулась, а Дуняша ей вдогонку ещё и подушку полюбовницы мужниной кинула. Тут, яко на грех, в дверях Кондратий Саввович нарисовался. Девка на него со всего маху и наскочила. Будто об скалу ударилась да и шмякнулась на пол. Испужалась ещё боле, забедовала, кой-как бельишко с полу собрала, да бочком из комнаты выскочила.
– Пошто лютуешь, матушка? – обратился к супружнице Кондратий Саввович.
– Хозяйствую, батюшка! – в тон мужу и с дерзостью во взоре ответствовала Дуняша.
И продолжила, сложив руки на груди, яко царица кака:
– Неужто права такова у меня нетути? Неужто не законная я Вам супружница пред Богом и людьми? Семья у нас али Бог весть што?
Весь за днесь благой настрой Кондратия Саввовича вмиг улетучился – енто что ещё за речи вольные? И он, зыркнув очами, сказал:
– Яка семья без деток-то?
Дуняша ажно руками всплеснула:
– Откудава же деткам взяться, коли я Вас, батюшка, всего несколько разочков-то и зрила? Перстов на одной длани