никто толком не знал, и его широко обсуждаемая в курилках администрации и изобиловавшая белыми пятнами биография по-разному истолковывалась сотрудниками.
Кто-то считал, что без взятки дело не обошлось, кто-то рассказывал об имевшейся у него в столице «волосатой руке», а одна экзальтированная дама из кадров со ссылкой на собственные источники на голубом глазу уверяла, что в прошлом Шукуров служил во внешней разведке и долгие годы в качестве «нелегала» прожил на Ближнем Востоке, и некоторые особо впечатлительные служащие администрации к ее словам отнеслись всерьез и на всякий случай предприняли меры предосторожности.
И все же, невзирая на споры и разночтения, все единодушно сходились во мнении, что талантами Назим Файзилович природой обделен не был, о чем свидетельствовали приобретенные им за короткий срок «трешка» в элитном доме, дорогое авто и любовница из финансового отдела, регулярно мотавшаяся вместе с ним по заграничным курортам. О некоторых источниках его доходов Ланцов знал непонаслышке, так как и сам имел в этом «теневом» бизнесе определенную долю.
При виде его в дверях своего кабинета Шукуров побагровел, нервно взмахнул руками и, коверкая русскую речь резким кавказским акцентом, набросился на него с оскорблениями и обвинениями в клевете, однако Василий Васильевич, не обращая внимания на его истеричные вопли, приблизился с невозмутимым видом к столу и без приглашения сел, своим спокойствием еще больше взбесив начальника, перешедшего на откровенную азербайджанскую матерщину.
– Ти щто жь, гидждыллах, с гары рюхнул?!! – прокричал он в лицо Ланцову. – Эта кто здэсь, ахмаг, варуэт?!!
– Да мы с вами, Назим Файзилович. И другие тоже, – слегка кашлянув в кулак, объяснил Ланцов. – Хотите, письменно все изложу.
У Шукурова после его слов перехватило дыхание, и он, вскочив с кресла, рванул к окну, схватил стоявший на столике графин с водой и стал из него жадно пить, пытаясь залить полыхавший в груди огонь. Отдышавшись возле распахнутой им настежь форточки и приведя свои мысли и чувства в порядок, он уже твердой походкой вернулся за стол и, откинувшись в кресле, с ехидной улыбкой спросил у Ланцова:
– Ти щто жэ в турму сабралься?
Впервые за этот день Василий Васильевич замялся и ощутил холодок в груди, после чего объяснил, что об этом пока не думал.
– Напрасна, – ухмыльнулся в ответ Шукуров. – Думаещ, я нэ знаю, гдэ и с кэм ти на лижах ездиль и на какие шышы?
– Уверен, что знаете, – кивнул в сторону приемной Ланцов. – От зама моего. Кстати, жене я все уже рассказал.
И он в очередной раз не солгал, так как едва по приезду заговорив с Ниной Петровной о прошедшей командировке, внезапно закашлялся, а после, сам того не желая, признался ей во лжи и измене, после чего оставшаяся часть вечера прошла в бурных ее рыданиях и клятвенных заверениях Василия Васильевича покончить с любовной связью на стороне и никогда ей больше не врать.
После его слов Шукуров осклабился.
– Ну и дурак ти, Ланцов.