него в раздумье, после чего повернулась к Ланцову и спокойно уже с чувством собственного достоинства сказала ему:
– А ведь знаешь, Василич, ты прав. Я и сама постоянно об этом думала, только сказать тебе не решалась. Боялась, что ты меня сразу уволишь, и я служебной квартиры лишусь.
За этим признанием последовали и другие более интимные откровения, после чего на какое-то время они приумолкли и с интересом, словно только что познакомились, стали внимательно изучать друг друга.
– Похоже, у тебя тоже самое, – первым придя в себя, предположил Василий Васильевич, и Лариса в ответ кивнула.
– Видимо, да. Значит, это не менингит и не сотрясение, а что-то другое.
Более часа еще они обсуждали свое неожиданное открытие и поразивший их неизвестный недуг, не суливший им в будущем, как стало уже понятно, прежнего благоденствия и покоя, и размышляли, как теперь в этих новых условиях им жить и работать, придя, в конце концов, к соглашению хранить все это в строжайшей тайне от окружающих.
Выйдя на улицу, они словно заговорщики обменялись в ночи дружеским рукопожатием и разошлись по домам, находившимся в пешей доступности от места работы, чтобы поодиночке уже осмыслить произошедшее с ними и выспаться, поскольку грядущий день обещал быть не менее энергозатратным и богатым на всяческие сюрпризы.
Жил Василий Васильевич в помпезном сталинской архитектуры доме на Комсомольской площади, возведенном в пятидесятые годы для нужд научно-технической интеллигенции города. Интеллигенции за постсоветский период в нем существенно поубавилось, поскольку большинство его прежних квартиросъемщиков вынуждено было в силу своей невостребованности на рынке труда перебраться в квартиры попроще, уступив дорогостоящие квадратные метры более состоятельным и удачливым собственникам жилья из числа так называемого среднего класса.
Жил в нем одно время и городской вице-губернатор, внесший огромный вклад в благоустройство двора, до сих пор получавшего грамоты и призы на городских смотрах-конкурсах, но чиновник этот лет десять назад за какие-то махинации оказался под следствием, получил в силу этого обширный инфаркт и, не дождавшись вынесения приговора, скончался в СИЗО, что стало для всех настоящей трагедией. Вполне естественно, что и Ланцов, пользуясь своим положением, всячески обихаживал родное гнездо и поддерживал в нем сверх отведенных бюджетом средств чистоту и порядок, что не ускользало от взора его соседей, относившихся к начальнику ЖЭКа с большим пиететом.
Пройдя через массивную арку и оказавшись в чисто убранном и ярко освещенном дворе, Ланцов столкнулся с заведовавшим хирургическим отделением одной из крупных городских клиник пятидесятичетырехлетним профессором Разумовским, жившим в соседнем от него подъезде и выгуливавшим перед сном своего ротвейлера. Желания разговаривать с ним у Василия Васильевича в нынешнем его состоянии не было, поэтому, поприветствовав его на ходу, он, не останавливаясь, прошагал мимо, однако сосед не дал ему ускользнуть и догнал его