полгода, пока еще нельзя вступить в права, она разрешила Инне остаться там. Несмотря на назойливые уговоры пьяного отчима, что «квартиру надо сдать, а девка ленивая пусть идет работать – взрослая уже».
– Живи пока здесь, – щедро разрешила мать. – Вот, возьми – на месяц должно хватить, а дальше как-нибудь сама. Сама видишь: мне еще Наташку поднимать. А ты взрослая уже, почти шестнадцать лет. Раньше в этом возрасте колхозом руководили.
И полк в войну водили в смертельную атаку. Знаем. Только то были не мама и не отчим. Больше всех от других всегда требуют те, кто ничего – от себя.
Жуткая ситуация – бабушка не пожалела папу, а теперь ее саму не жаль никому, кроме Инны. Жадный отчим даже обрадовался – удастся залатать вечные дыры в семейном бюджете. Жаль, Инна – несовершеннолетняя еще, придется уговаривать выписаться. Да еще и опеку «подмазать». А так вышвырнули бы и делов-то. В приют бы еще можно – так не пойдет ведь. А насильно в шестнадцать уже не забирают. Да и не выпишешь уже тогда точно. И квартиру никак не продашь. Опека клещами вцепится. На взятках разоришься.
Скудные деньги таяли, никакая работа не находилась. Особенно та, на которую сдадут жилье. Да еще и малолетке. И всё холоднее был по телефону мамин голос.
Ровно через двадцать пять дней позвонил привычно нетрезвый отчим. Заявил, что есть деловые люди, готовые снять «эту халупу». И чтоб или платила реальные деньги, или сваливала по известному адресу. И если через неделю Инна всё еще будет там, он скажет каким-то «друзьям», которые с ней по душам вежливо побеседуют. После чего Инне никакое жилье уже не понадобится – и на том свете, и в интернате для инвалидов всё бесплатно. А если она вдруг случайно отобьется – то и в колонии. Поэтому в ее же интересах «договориться добром».
Инна, не дослушав, бросила трубку.
Будь жив отец, она могла бы сейчас уехать к нему. А теперь ее жизнь полетела ко всем чертям за считанные дни, а жизни двух самых близких людей…
А подруги? Эти дни показали, что не было у Инки Серебровой никаких подруг. Друзей, впрочем, тоже.
Пить она не стала. Еще не хватало потом услышать: «Так этой алкашке и надо!» С того света.
Впрочем, скажут всё равно. Наврут. Может, и о бедном папе – нагло наврали?
Поехать и разузнать точно, что ли? Всё равно уже терять нечего. Успела потерять и проиграться вчистую.
И так жутко ставить на себе крест в шестнадцать лет! Неужели – всё? Больше ничего хорошего уже не будет? Пожила – и хватит. Тут «нормальным» людям надо «Наташку поднимать», машину новую купить, отдохнуть летом съездить…
Так несправедливо, такого не должно быть! Если б можно было повернуть неумолимое время вспять – Инна никогда бы не жаловалась на трудности в далеком лесу! Как было бы здорово сейчас греться у печки в старом папином домике, что сдавали ему в деревне за копейки. Выпить брусничного чаю, послушать папины рассказы…
Он так хотел почаще видеть единственную дочь, хотел проводить с ней время, так Инне радовался, а теперь она не нужна никому!