и окатив холодной водой левую ногу. Затем он еще некоторое время стоял, прислонившись спиной к стене, и пытался отдышаться, точно только что преодолел стометровку на соревнованиях. Лишь теперь он заметил, что уборная сплошь увешана какими-то надписями в виде небольших плакатов на синтетической ткани, как и большая комната, и вторая комната, где они ужинали. Он механически прочитал несколько надписей.
«Тот, кто обращается к прошлому, способен создавать новое. Конфуций» – было написано на противоположной стене. А на двери был прилажен плакат с такими словами: «Всякий анализ должен завершаться практической деятельностью. Дэвид Фроули».
– Тьфу ты черт! Лучше бы смыв в туалете сделал, – зло прошипел Лантаров, решив не читать надписи на других стенах. Он их не понимал – кучка букв, из которых выложены слова, и все. Никакого смысла. Парень осторожно выбрался из тесной уборной и, стараясь щадить ноги и как можно меньше времени опираться на них, пустился в обратный путь.
И все-таки это было достижение – он был даже определенно горд собой. Впервые с момента аварии он сумел самостоятельно справиться со своей выделительной системой. Он чувствовал себя где-то посредине между человеком и животным. Выбитый из седла всадник или подраненное животное.
Лантаров осторожно улегся на спину и вновь ощутил себя безнадежным пленником могущественной, всепоглощающей тишины. «Эх, – с досадой подумал он, – хоть бы самолет пролетел… Музыку бы послушать или повтыкать в ящик. А еще бы лучше в интернет. Все-таки абсурдная жизнь в этом замшелом, пустом могильнике. Комнаты – несуразные, просторные деревянные склепы. А этот ужасный сортир – просто большой деревянный ящик, похожий на вертикально поставленную гробницу или сундук с вмонтированным унитазом. Нет, я себя заживо хоронить тут не собираюсь – только научиться ходить и – прощай, дорогой друг! Больше вы меня тут не увидите». Он почему-то вспомним, как нырял в море с маской – подводный мир неотразим по своему оформлению, но в голове быстро возникло такое чугунное ощущение, что его сплюснули до одноглазой камбалы, и толща воды усугубляла давление тишины. Вот и тут, в лесу, в ушах стоял призрачный вой тишины – откуда только он взялся посреди беззвучья?
Невольно в голове всплыл вчерашний разговор. «Слушать тишину, это как? Болезни вызваны спешкой. – Забавно, однако. Жили мы в слишком быстром темпе? В общем, да! Но как иначе все успеть и все попробовать?»
«Мать ее так… эту тишину. Меньше работать и больше трахаться!» – вот золотой девиз их поколения. Но он почему-то перестал действовать. А ведь это безупречный трубный зов современности! И чем он плох? Тем, что нет войны и не надо совершать подвиги, спасая Родину?
«Хотя, – подумал Лантаров, – не все так просто с работой, и напрягаться порой приходилось по-взрослому. Конечно, это не в забое уголь долбить, но все же…» Что его больше всего напрягало? Юный шеф Влад Захарчиков? Да-да, он напрягал – своей неуемной