полку». Политика партии в отношении искусства и культуры разворачивается – к принципу жёсткого управления, идеологического диктата. Вместо уважительного и взаимовыгодного диалога – тупое партийное администрирование, низведение художника до роли идеологической прислуги. Л. Брежнев лишь закрепит эти хрущёвские принципы и с годами доведёт до совершенства.
В этой острейшей ситуации Куницын продирается сквозь «партийный» окоп на сторону художника – это отвечает его внутреннему убеждению, его теории, наконец, его личным симпатиям.
Уже в мае 1963 года по своей, ни с кем не согласованной инициативе он приглашает М. Хуциева и, преодолевая понятное сопротивление, уговаривает взять «Заставу Ильича» на доработку. Чтобы спасти фильм. А заодно и дальнейшую судьбу опального режиссёра. Он обещает Хуциеву, что тот будет делать всё сам, без каких-либо указок сверху. То есть правка полностью авторская. Сам же пишет Хрущёву служебную записку, обосновывающую необходимость спасения талантливого фильма и, значит, выделения госсредств на доработку. Хрущёв соглашается. После ора в Кремле толика либерализма ему даже на руку.
То, что удаётся сделать Георгию Куницыну с 1963 по 1966 год, пока он ещё в ЦК, не знает аналогов за всю историю этого славного органа – ни до, ни после.
Он, как нынче бы сказали, продюсирует, пробивает, защищает, а когда и просто подставляя голову, спасает такие фильмы, как «Берегись автомобиля» Э. Рязанова, «Крылья» Ларисы Шепитько, «Обыкновенный фашизм» М. Ромма, «Председатель» А. Салтыкова (название фильма, вместо нагибинского «Трудный путь», предлагает Г. Куницын), «Айболит-66» Р. Быкова, «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён» Э. Климова, «Наш честный хлеб» К. Муратовой. При нём запускаются с «Бегом» по М. Булгакову А. Алов и В. Наумов. Снимается «Перед судом истории» Ф. Эрмлера, удивительная для своего времени документальная лента, построенная на диалогах с заклятым врагом большевистской власти Василием Шульгиным…
Так же действует Куницын и в театре. Он не просто помогает, скажем, Ю. Любимову на Таганке, О. Ефремову в «Современнике» – он разделяет их упрямую нацеленность на художественную правду, потому что такая правда для него и в теории, и в практике – сердце прогресса.
А они видят в нём желанную альтернативу казённому стилю партийно-государственного руководства. Его личный пример как бы показывает – так может быть! И так должно быть.
И всё же знакомство с Андреем Тарковским, а потом и все события вокруг его фильма «Андрей Рублёв», Куницын и в конце жизни расценивает как драгоценный подарок судьбы.
Уже читая сценарий, он понимает, что перед ним шедевр. Эту точку зрения ни в Госкино, ни в ЦК никто не разделяет. Более того, сценаристов обвиняют в искажении истории, в русофобии, да ещё и в пропаганде религиозного сознания. В этой ситуации Куницын предпринимает ход, опробованный с фильмом «Берегись автомобиля». Он дает указание журналу опубликовать сценарий «Страсти по Андрею», предавая огласке и легализуя