«Воры в законе», где в основе пара историй из чегемского цикла. Вот уж где не было почти ничего искандеровского! Но зато скандальная лента подвигла многих прочитать рассказы о Чегеме. И тут грустный вопрос-рассуждение: рассказы прочитаны многими, но прочитан ли великий роман «Сандро из Чегема» именно как цельная вещь? Как новый эпос, вклад русской литературы в мировую литературу второй половины ХХ века?
Е.П.: Здесь сказывается разница в нашем возрасте. Для моего поколения, особенно для юных читателей, пребывавших тогда в так называемой провинции, «Созвездие Козлотура» было тем глотком свободы, что необходим для выживания в тоталитарной стране. До «Кроликов и удавов» было еще далеко. Напомним, что год публикации «Созвездия» – 1966-й. Тогда хитом инакомыслия был лишь великий «Один день Ивана Денисовича». Самиздат (Копелев, Кёстлер, Оруэлл, Волков, Шаламов) до моего Красноярска практически не доходил. «Затоваренная бочкотара» – не ПОЛИТИЧЕСКАЯ, а чисто ИНАКОХУДОЖЕСТВЕННАЯ повесть Аксенова – появилась двумя годами позже, «Странные люди» Шукшина – в начале семидесятых. Даже об Андрее Платонове мы тогда только слышали, хотя знаменитое его «Избранное» с предисловием Федота Сучкова, где был напечатан «Город Градов», вышло в 1966-м. Но достать его было невозможно. Равно как и переизданных Бабеля, Олешу, Федора Сологуба. Не говоря уже о платоновских «Чевенгуре», «Котловане», о Добычине и Хармсе. Понимаете, «Сандро из Чегема» даже с изъятыми цензурой главами нас тогда очень устраивал. Потому что это была ДРУГАЯ, но литература, мировая литература, а не «вся-то наша жизнь есть борьба». Вот почему – каюсь – я люблю ВСЁ, написанное Искандером, а «Кролики и удавы» показались мне слишком злободневными, ПУБЛИЦИСТИЧНЫМИ. Я в начале восьмидесятых уже чего-то другого искал. И, пожалуй, не один я… Вспомнил, как на чьей-то квартире замечательный поэт Александр Величанский читал самиздатские «Пиры Валтасара» – к полному восторгу соответствующей публики, любящей портвейн и ненавидящей советскую власть. Это вызвало раздражение у автора «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева, который предложил Величанскому восторженное чтение прекратить и сосредоточиться на собственно портвейне. «Ах ты комплексушник! Ревнуешь?» – возопил Величанский, и классики андеграунда сошлись в рукопашной… Кстати, меня всегда удивляло, что такие совершенно разные писатели, как Астафьев, Аксенов, Искандер, не принимали всерьез гениальную и самодостаточную поэму «Москва – Петушки». Но это – к слову…
М.Г.: В семидесятых годах во всём мире стала популярна латиноамериканская проза, магический реализм нового замеса. Это было понятно: Запад тянулся к иррациональному, к тому, что живет вне суховатых законов Европы ли, Штатов, проявлял интерес к «другому». Искандера не раз сравнивали с Маркесом. Но это сравнение хромает. И Маркес, и Жоржи Амаду, и Марио Варгас Льоса, уж не говоря о Кортасаре и Борхесе, вышли из позднего западного модернизма начала – середины прошлого века. Фазиль Искандер