но, возможно, я могу пойти и одолжить у соседки?
– Нет, спасибо. Пожалуйста, присядьте. Вы заставляете меня нервничать. – Меланджели еще секунду поколебалась. – Сядьте!
Она села.
– Так-то лучше. – Я с важным видом вытащил из сумки свиток пергамента и карандаш и вручил их Калипсе. – Мисс Эрминтруда будет делать для нас записи.
Девушки сидели по обе стороны от Калипсы и смотрели на ее руки. Я наклонился к мальчонке. Я не знал, сколько времени понадобится Тананде, но был готов дать ей любую возможность для обыска. Дом был невелик, а Келса заверила нас, что Чаша стоит на открытой полке.
– Поделись своим впечатлением о соревновании, сынок.
– Подумаешь, обыкновенный забег на пятьдесят ярдов, – сказал мальчишка и даже махнул рукой: мол, ничего удивительного.
– А теперь минутку помолчи, сынок, – сказал Фефор, поднимая руку. – Больше ни слова.
Я пристально посмотрел на него.
– Почему нет? – спросил я.
Он одарил меня маслянистой улыбкой.
– Нет, я, конечно, не против, чтобы его мемуары стали достоянием общественности, но сперва хочу убедиться, что все его права соблюдены. Надеюсь, вам это понятно?
– Разумеется, – вздохнул я. – Вы же юрист, не так ли?
Он торжественным жестом прижал руку к своей скудно облаченной груди.
– Я всего лишь искренний защитник общественного блага. Что, конечно же, включает и моего сына.
– Разумеется, – согласился я. Было сложно сохранять терпение, но я справился. – А в чем, собственно, дело?
– Что ж, – сказал Фефор, беря из руки Калипсы лист пергамента и карандаш. Вместо того чтобы делать заметки, он начал писать предложения, длинные предложения, беря их прямо из своей головы. – Прежде чем мой сын сделает какое-либо заявление, я хочу, чтобы вы подписали это.
– Что именно? – Хозяин дома определенно с каждой минутой нравился мне все меньше и меньше. Он в упор посмотрел на меня.
– Эту оговорку. Она дает маркграфу право лишь на размещение истории Имгама в национальных архивах. Мой сын, его наследники и назначенные нами лица сохранят за собой права на все доходы, гонорары и будущий доход от публикации его мемуаров, закрепляя за ним право на свою собственную историю, если в будущем он решит опубликовать дальнейшие произведения. – Он быстро исписал страницу параграфами и с таким деловым видом потянулся за другим куском пергамента, что у меня появилось неприятное ощущение, будто я вернулся к тому министру при дворе Поссилтума, который своими постановлениями и правилами сделал мою жизнь просто невыносимой.
Я вгляделся в лицо пентюха.
– Вы часом не родственник Дж. Р. Гримбла?
– Гримблы? Необразованная чернь, – усмехнулся он, продолжая что-то строчить на пергаменте. – Мы, Скиверы, изучали право с первого написанного слова!
В это я вполне мог поверить. Я подался вперед:
– Послушайте, мы здесь не для того, чтобы лишить вашего мальчика его будущих прав. Мы всего лишь хотим услышать, что он скажет. Он может