случаев.
– Любой живой организм… – проговорил Тамлин. – Как ты верно сказал, Эмре. Но иногда так бывает, что у этого организма нет ничего, чем можно было бы манипулировать. Ни стремлений, ни чувств, ни цели в конце пути. Куда ему идти?
– Самый яркий путь возникает спонтанно, под ногами идущего, – деловито отозвался Эмриат. – Те же, кто следует за ним и обсуждает его впоследствии, находят тысячи причин каждому шагу.
Тамлин махнул рукой и отвернулся.
– Опять своего Оккама цитируешь?
– Нет, – усмехнулся управляющий. – Всего лишь твоего отца.
В полдень главы родов Илуфер, Аоэт и Виртаэн покинули приемную короля. Эмриат задержался в дверях.
– А знаешь, что меня удивляет больше всего в тебе?
– Если я скажу, что не знаю и знать не хочу, ты все равно не угомонишься? – король возвел глаза к потолку.
– Меня удивляет, – Эмриат проигнорировал выпад Тамлина, – что ты, весь такой высоконравственный синепат, не понимаешь, почему Шаниэ так привязалась к Даэну.
– Игра случая. Совпадение. К тому же, Шан очень добрая.
– Ну, конечно, – хохотнул управляющий. – Совпадение. Как и тот факт, что добрая Шан полюбила именно этого сиротку, по удивительной игре случая сына воина и повелительницы стихии земли. Наверное, ты был прав, Таэм. Сознание – это эгоизм. Хорошего дня.
Эмриат закрыл за собой дверь. Тамлин поставил кубок на стол, направился в мастерскую, нашел в ящике верстака молекулярный клей и вернулся в приемную. Поднял королевское кресло, отряхнул бархат сидения, осмотрел место скола. Нашел за балконными шторами отбитый герб Мирисгаэ, подержал его в руках, сжимая и разжимая пальцы, вернулся к креслу и приклеил его на вершину вензеля.
После чего подхватил кубок, направился в спальню, взглянул на портрет Иффиндеи и произнес:
– Знаешь, Иффэн, что удивляет в последнее время меня?
Он опустил взгляд ниже, всмотрелся в глубину собственных глаз. И тихо ответил:
– Ничего.
Тем же утром андар'элле, что выехали несколько дней назад из Мирисгаэ, достигли горного королевства.
Эльне с волосами цвета клевера поднялась на северную башню, вынула из клетки большого ворона, заглянула ему в глаза.
Глаза птицы были черными, с алыми сполохами в глубине, как брошенные на пепел угольки.
Эльне прикрепила к лапке птицы скрученный пергамент и выпустила ее. Ворон сделал три круга над башней, хрипло каркнул и исчез среди горных пиков.
Записка на его лапке гласила:
"В лесном королевстве объявилась белая лань".
Междуглавие. О покровительстве
Моя жизнь изменилась.
С тех пор, как Нечто темное покинуло меня, двуногие стали казаться не такими уж страшными.
Детеныш, которого я укусил, зачем-то навещает меня, издает непонятные звуки и пытается погладить сквозь прутья. Я рычу и ощетиниваюсь, хотя кусать его мне совсем не хочется.
Мне