обычно называли Аякс Малый, верховный царь Аттики Менесфей, царь Аргоса Диомед, царь Этолии Фоант, царь Ормениона Эврипил и несколько других. К большому моему удивлению, многие из откликнувшихся на мой зов не давали клятву. Я объявил им, что намереваюсь вторгнуться на Троянский полуостров, захватить Трою и освободить Геллеспонт. Радея об интересах своего отсутствующего брата, я задержался на вероломстве Париса, пожалуй, чересчур долго, но это никого не ввело в заблуждение: все знали истинные причины этой войны.
– Все купцы уже стонут: дескать, необходимо открыть Геллеспонт. Нам нужно много олова и меди. Каннибалы-варвары на севере и на западе посматривают в нашу сторону. Многие из нас царствуют в городах, где население увеличилось – со всеми вытекающими последствиями: бедностью, беспорядками, заговорами. – Я обвел их суровым взглядом. – Поймите правильно: я не собираюсь начинать войну только ради того, чтобы вернуть Елену. Поход против Трои и государств Малой Азии может дать намного больше, чем просто пополнение наших богатств и неограниченный доступ к дешевой бронзе. Этот поход даст нам возможность расселить наши разросшиеся народы на богатых и малонаселенных землях, которые лежат достаточно близко. Народы на берегах Эгейского моря уже говорят на ахейских наречиях. А теперь подумайте, что вся ойкумена вокруг Эгейского моря станет Элладой! Подумайте о ней как об Ахейской империи!
О, как им это понравилось! Они жадно проглотили наживку, все до единого; мне даже не пришлось использовать клятву, чему я был рад. Алчность – лучший помощник в делах, чем страх. Конечно, Афины всегда были моими союзниками – я никогда не сомневался в том, что Менесфей поддержит меня. Так же как и Идоменей с Крита, третий верховный царь, когда прибудет в Микены. Но четвертый, Пелей, не поддержит. Я мог надеяться, самое большее, на отдельных его вассалов.
Менелай вернулся с Нестором несколько дней спустя. Я тут же приказал привести старика ко мне. Мы сидели в моих личных покоях вместе с Паламедом. Менелая я отпустил: благоразумие подсказывало, что его стоит держать в уверенности, будто Елена – единственная причина войны. Ему ни разу не пришло в голову, чем закончится ее возвращение, и это хорошо. Он ни разу не подумал, что, когда она попадет в наши руки, ей не сносить головы.
Я представления не имел о возрасте царя Пилоса. Он был седовласым старцем уже тогда, когда я был мальчишкой. Его мудрость была безмерна, а способность проникать в суть происходящего так же остра, как и в те давние времена; в его проницательных ярко-голубых глазах не было и намека на дряхлость, в его унизанных кольцами пальцах – на старческую дрожь.
– Ну а теперь, Агамемнон, расскажи мне, что происходит, – потребовал он. – Твой брат с возрастом глупеет, вместо того чтобы набираться ума! Все, что я у него выпытал, – это какие-то бредни о том, будто Елену похитили. Ха! Я впервые слышу, чтобы эту женщину нужно было увозить силой! И не говори мне, что тебя одурачили, заставив потакать его прихотям! – Он фыркнул. – Война из-за женщины? Агамемнон, опомнись!
– Мы начинаем