РАССЕЛ УОЛЛЕС (1823–1913)
УИЛЬЯМ УЭВЕЛЛ (1794–1866)
Истоки проблемы
Предположения о том, что организмы возникли естественным путем, в согласии с законами природы, выдвигались еще греко-римскими философами[2]. Если мы сведем понятие «эволюция» к простой идее, что каждый вид организмов возник из другого вида, и так далее, и так далее в глубь веков вплоть до самого первого, то окажется, что взгляды древних философов, вероятно, лучше всего отнести к разряду «протоэволюционных», поскольку они заключают в себе идею о том, что организмы, даже самые сложные, полностью развились из неорганической материи. Но все эти размышления, указывающие на существование в древности чистого эволюционизма, внезапно натыкаются на два препятствия. Первое – это метафизические системы Платона и Аристотеля, часто называемые «сущностными» системами, а второе – это возникновение и распространение христианства, принесшего с собой то, что Карлейль презрительно называл «старыми иудейскими одеждами» (Карлейль, 1896–1901, с. 29–30). Платоновская теория мироустройства изначальными объектами высшей, или трансцендентной, реальности провозглашает формы, или идеи. Все предметы внешнего мира обладают особыми свойствами только потому, что эти свойства отражены или «участвуют» в этих формах, поскольку именно формы наделяют предметы «сущностными качествами». А поскольку формы вечны, неизменны, уникальны и неповторимы, то и вся платоновская теория имеет сугубо антиэволюционный подтекст, ибо логически возбраняет существование каких-либо организмов в пограничной зоне между формами. Что-то или «участвует» в форме, или не «участвует» в ней вовсе – вот и вся проблема. Даже если кто-то считает, что эволюция происходит скачкообразно, а не путем постепенных преобразований, это не дает ему оснований полагать, что нечто, участвующее в одной форме, мгновенно может породить еще одно нечто, участвующее в другой форме. То же самое и с метафизикой Аристотеля: она тоже отметает эволюционизм, хотя Аристотель и не постулирует идею о том, что форма есть нечто внешнее по отношению к материальному объекту. Эти философии наряду с теорией сотворения мира из Книги Бытия, выступающей в качестве антитезы эволюционизма, были теми китами, на которых до конца Средних веков держалась статичная картина мира.
Эту картину мира, которую многие века питало человеческое воображение, расшатали две вещи. Первая – рождение новой физики, сделавшей акцент на веру в подлинность и достоверность событий, описанных в Библии, – например, рассказа о том, как Иисус повелел солнцу остановиться, – и породившей теории о неорганическом эволюционизме. Уже астрономия Ньютона, изложенная им в «Принципах», описывает мир таким, каков он есть, и является предшественницей более поздних теорий о происхождении мироздания. Этому, в частности, способствовали Кант, Уильям Гершель и Лаплас, которые сформулировали так называемую теорию туманности, рассматривающую вероятность возникновения и формирования Вселенной из газовых туманностей. Значение такой гипотезы для органического мира было неоспоримым и, как мы увидим в дальнейшем, не прошло незамеченным (Грин, 1959). Вторая вещь – бурный прогресс в области таких наук, как биология