жесткие деревянные скамейки, а Гилфорд всецело отдался разглядыванию проплывающих мимо берегов.
Ему впервые представилась возможность взглянуть на новый мир своими глазами. Устье Темзы и Лондон были единственной более-менее населенной территорией континента: самой известной, часто фотографируемой, но все еще девственной – и прямо-таки кичащейся своей девственностью. Далекий берег был сплошь покрыт необыкновенной растительностью; полые флейтовые деревья и высокие травы в скудном свете непогожего дня сливались в одну темную массу. Странность всего этого жгла Гилфорда, точно пылающая головешка. Он столько читал о Дарвинии и так часто рисовал ее в воображении, и вот она лежит перед ним во всей своей непостижимой реальности, не просто иллюстрация в книге, но живая мозаика, сотканная из света, тени и ветра. В реке зеленеют фальшивые лотосы, колонии куполообразных листьев распластаны на воде; говорят, они представляют серьезную угрозу для судоходства, особенно в летние месяцы, когда растения спускаются по Темзе от гряды Котсуолдс и наматываются на винты пароходов.
Гилфорд заметил на застекленной прогулочной палубе Джона Салливана. Салливан побывал в Европе в 1918 году, вернувшись из дельты Рейна с богатой коллекцией образцов, но полученный опыт, по всей видимости, не до конца удовлетворил его интерес; глаза ботаника горели таким исследовательским азартом, что отвлекать его разговорами было просто немыслимо.
Вскоре на берегу появились признаки человеческой жизнедеятельности: грубо сколоченные хижины, заброшенная ферма, мусорная яма, над которой курился дымок; затем показались и окраины самого порта Лондон. Тут заинтересовалась даже Каролина.
Город представлял собой беспорядочное нагромождение построек на северном берегу Темзы. Он был воздвигнут на отвоеванном у леса клочке земли солдатами и лоялистами-добровольцами, присланными лордом Китченером из колоний, и ничем не напоминал Лондон Кристофера Рена. На взгляд Гилфорда, это был совершенно непримечательный дымный городишко, точь-в-точь любое поселение эпохи освоения Америки: скопление пилорам, гостиниц, доков и пакгаузов. Он отыскал глазами силуэт единственного известного лондонского памятника, колонну из южноафриканского мрамора, изваянную в знак скорби о жертвах 1912 года. Чудо обошлось с человечеством немилосердно. Оно заменило камни камнями, растения – хоть и необычными, но растениями, животных – более или менее эквивалентными существами. Но ни следов сгинувшей человеческой популяции, ни признаков любого другого разумного вида до сих пор никто не обнаружил.
Исполинские железные краны, чьи стрелы поднимались выше мемориальной колонны, были заняты обустройством территории порта. За ними, уже совсем поражая воображение размерами, виднелся похожий на скелет каркас собора Святого Павла, строящегося, по всей видимости, на вершине холма Ладгейт-Хилл. Берега Темзы не соединял ни один мост, хотя планы соорудить его имелись; пока же переправу обеспечивали многочисленные паромы.
Гилфорд почувствовал, как Лили потянула его за рукав.
– Папа, – очень серьезно