Финча, которая благополучно добралась до Англии и готовилась пересечь Ла-Манш. Дочь конгрессмена, сидевшая по левую руку от Вейла, полагала, что все это очень смело и интересно. Младший управляющий моллюсками, или кем там он управлял, считал, что Англия куда опаснее для экспедиции, чем континент.
Дочь конгрессмена с этим не согласилась.
– Нет, это собственно Европы им следует опасаться. – В подкрепление своих слов она нахмурилась. – Вы же знаете, что говорят о тамошней живности: вся она безобразна и почти вся смертоносна.
– Не в такой степени, как человеческие существа.
Молодой администратор старательно разыгрывал из себя циника. Видимо, вообразил, что это поможет ему казаться старше.
– Только не надо эпатажа, Ричард.
– И уж точно не настолько безобразна.
– Они смельчаки.
– Может, и смельчаки, но я на их месте больше опасался бы партизан. Или даже англичан.
– Все не настолько плохо.
– Пока да. Однако англичане нам не друзья. Китченер снабжает партизан продовольствием, вы же знаете.
– Это всего лишь слухи, и вам не следует повторять их.
– Англичане подрывают нашу европейскую политику.
– Мы сейчас говорим об экспедиции Финча, а не о них.
– Нет, Престон Финч, конечно, может передвигаться вплавь по реке, но, помяните мое слово, он понесет куда больше потерь от пуль, чем от порогов. Или от чудовищ.
– Не говорите слова «чудовища», Ричард.
– От этих богомерзких созданий.
– Меня бросает в дрожь при одной мысли о них. А партизаны – всего лишь люди.
– Милая моя девочка… Впрочем, полагаю, доктор Вейл остался бы не у дел, если бы не женская склонность смотреть на вещи с романтической точки зрения.
Вейл изобразил лучезарно-елейную улыбку:
– Женщины куда лучше способны видеть беспредельное. Или просто меньше его боятся.
– Вот видите! – Дочка конгрессмена просияла. – Беспредельное, Ричард!
О, если бы только Вейл мог показать ей беспредельное! От этого зрелища ее хорошенькие глазки полезли бы на лоб.
А затем с черепа слетела бы вся плоть.
После ужина мужчины удалились в библиотеку пропустить по стаканчику, и Вейл остался в обществе женщин. Начались бесконечные разговоры о служащих в армии племянниках и отсутствии постоянной связи с ними, о мужьях, допоздна пропадающих в Государственном департаменте. Вейл смутно догадывался, что все это предвестия – но не мог понять, чего именно. Войны? С Англией? С Японией? Ни то ни другое не казалось вероятным… Но после смерти Вильсона Вашингтон превратился в затхлый темный колодец, который легче легкого отравить.
Когда на Вейла насели с требованием откровений, он ограничился диванными пророчествами. Сбежавшие кошки и непутевые дети; разгул желтой лихорадки, полиомиелита, инфлюэнцы. Его видения были безобидными и едва ли сверхъестественными.