подливали плаксивой чувствительности. Хлёсткостью образов увлеклись. Белиберда надоела – перья вовсе перекосило. Принялись народ в страдальца превращать. «Лишних людей» развели с байроновской кальки. Не без таланта поданное, воспринималось картиной всамделишней. Чтиво, годами талдычимое по выводам, впивалось в простодушные умы. Не созидателей – разрушителей то готовило. К тому ж постигла Россию неудачная Крымская война.
Искрами высекла она Герцена и бомбистов. Вообще всяческих разносчиков беспредела. Получалось: эта подлая камарилья заранее освящена литературой. В ролях любимых деток не худо смотрелась. Никого не смутило: на что приспособилась жить? На каком таком острове нашла кров, похвалу, щедрую окейность?
Чистые идеалисты заболевали студенческой горячкой. Подхватил её и наследник действительного статского советника Алёша Шиповальников. Хоть имел папа частную престижную гимназию в Петербурге. Живи! Ни в чём себе не отказывай. Ан нет! «Раз народ бедствует, рассержусь, свобод потребую».
Народовольцы на сто последних ролях прекраснодушных держали. Сами за царём-освободителем Александром II охотились, напоминая конченых маньяков. Добились-таки. Ещё верёвок на шеи. Задуренных Алёш власть пощадила.
Остужали их обжитым Севером. Губернский город Архангельск очень тому соответствовал. На новом месте Алексей к стыду убедился: угнетённых в помине нет. Все, кто не ленится, живут в собственных домах. По праздникам провинциально нарядны, крендельно довольны. Текут себе по деревянным мосточкам в многочисленные церкви. Самым большим событием почитают Маргаритинскую ярмарку. Престранно: никакого интереса к Марксу с его-то цепями и бродячим призраком!
На исправительной стезе поневоле повернёшься к жизни. Поприща захотелось. Приискал. Пусть и подмочена биография. С забытыми порывами корпел скромным чиновником. Что ни день – биение сердца с неким волнением. Опознали виновных? То поморочки-щеголихи: природно румяные, грудастые, с особой статью, дремуче аполитичные. Да столбовой дворянин поторопился и в этом вопросе. Уже привёз с собой гувернантку, жившую при семье. Как случалось, бедную, былого знатного рода. Предположительно, подлинно любившую несостоявшегося Робеспьера.
С тоски ли по петербургской жизни, с другого ли, испорченный книжками вскоре помер. Зато сын Георгий вжился в архангельский уклад. К прельстительным идеям фикс питал отвращение. В петровской Соломбале двухэтажный особняк из лиственницы заказал. Среди поморочек, цепляющих воображение и столичных фатов, выделил со цветочным имечком Мариамну. Прочное гнёздышко вскоре огласилось порослью дворянско-поморских Шиповальниковых.
Миражом кануло тихое житьё и благоденствие. До того, как им повзрослеть, сотрясли Отечество войны. Всего зловредней – козни западных тайных служб.
Заражённые с младых ногтей едкими книжонками, многие предали Государя. Прочие безумцы столкнули русский колосс в бездну. Радовались, цепляли красные банты, млели от Марсельезы. Грубые плясали «Яблочко», пока не уложили на их же жертвы.