младших детей, которые являлись членами их собственной семьи».
Хотя изначально было удивительно, как вообще мог ставиться вопрос о том, представляет ли Моника опасность для своих детей, тем не менее запрос на оценку ее состояния выявил, насколько сложно участие Моники в сексуальном насилии над ее детьми осмыслялось и принималось к сведению специалистами, задействованными в процессе. Это просто не укладывалось в голове, думать об этом было нестерпимо. Ее внешний облик пожилой, немощной женщины, ее собственная психологическая уязвимость и тот факт, что она была бабушкой младенца, казалось, закрывали собой тот факт, что она была еще и преступницей, признанной виновной в совершении противоправного деяния, указанного в Приложении 1 Закона о детях и молодежи Великобритании. В своем докладе в суде я повторно озвучила ключевые факты по делу и заявления, сделанные в отношении систематических насильственных действий сексуального характера, совершавшихся Моникой в отношении своих детей, настоятельно подчеркивая ту опасность, которую она представляла для любого ребенка, вступавшего с ней в контакт. План местных властей по опеке, в котором был предусмотрен запрет Монике контактировать с внучкой, был в конечном итоге принят.
Тот факт, что мать ребенка, девушка, которой на момент ее первого обращения в полицию было 12 лет и которая сама была одной из наиболее пострадавших жертв насилия в этой семье, может сама представлять риск совершения сексуального насилия в отношении своего ребенка, также был важным вопросом для рассмотрения. И его следовало довести до сведения социальных работников, задействованных в этом удручающем деле. Степень травматической сексуализации и насилия в этой семье создала значительный риск того, что насилие будет по-прежнему передаваться от одного поколения к другому.
Каплан описывает связь между стратегиями женщины-перверта и социальными представлениями, определяющими то, как ее поведение будет понято: «Обман настолько важен для перверсии, что если мы не обнажим скрытую от нас ложь, нас сразу же обманут» (Kaplan, 1991, p. 9). Вопрос обмана, включая самообман, крайне важен, поскольку в значительной степени влияет на признание преступниками своей ответственности за совершение сексуального насилия в отношении детей, а также склонность к обману снижает шансы на участие в терапии. Проблема отрицания среди преступников мужского пола, для которых существуют качественно разработанные программы терапии, была описана клиницистами, и это описание в равной мере может быть применено и в отношении женщин-преступниц, совершивших сексуальное преступление (Beckett, 1994).
В приведенном ниже в качестве иллюстрации случае из практики описывается то, насколько трудно бывает противостоять отрицанию женщинами-преступницами своих деяний, особенно в ходе разбирательств, инициированных службой опеки, когда решается, где и с кем будет размещен в итоге ребенок, и когда появляются те мощные чувства, возникающие