из города. Богом прошу…
– Каким богом ты меня об этом просишь? – разнёсся по палатам твёрдый голос Боркуна. – Своим богочеловеком, казнённым на кресте?
Князь поднял голову, возвысил дрогнувший голос:
– Им! Подобру уходи, Боркун!
– Лучше здесь меня возьми, князь, – ответил жрец тише, но сталь звенела в его словах. – Не стану я бежать, словно заяц. Со мной мои боги! Всю жизнь я служил им, вместе с тобой ставил кумирню на холме. Вижу я свою смерть в этом граде. Буде и скорой она будет… Так что не уйду из города, а от тебя сей же час ухожу.
Сказал, повернулся да и пошёл вон из палат княжеских. Оставшись один, князь подошёл к лавке, тяжело на неё опустился и пробормотал:
– Нет и мне дороги назад…
Послышались шаги. Владимир поднял голову и увидел входящего в хоромину Зосиму. Подойдя, он поклонился:
– Благословит тебя Господь, князь. Что за думы одолевают тебя?
– Верховый жрец был у меня, – князь скрипнул зубами. – Не хочет уходить из города…
– И верно не хочет, – кивнул Зосима. – Ибо настоящий жрец.
– Так что же делать? Руки ему заламывать я не смогу… Любит его народ. Да и я уважаю…
– Да, князь, – согласился Зосима. – Служил бы сей муж церкви Христовой, была бы она ещё крепче.
– Но что же делать? – вопросил князь, на что Зосима воздел руки со словами:
– Всё в руках Божьих! Если есть Боркун, стало быть, так нужно. Поговорим о других делах, князь.
– Илья! Муромец! Да очнись же ты! Эй!
Илья открыл глаза и увидел тормошившего его мальчишку по прозванью Репей.
– Чего тебе? – Илье хотелось выпить бочонок студёной водицы, чтобы смыть гадкий сон.
– Не мне, воеводе. Ступай скорей.
Илья скоро встал, оделся, освежил лицо под ковшом, из которого ему слил Репей, и приладил за спину меч. Добрыня ждал во дворе.
Совсем недавно вернулось воинство из долгого похода, но в Киеве никого из ополчения не было – служилый народ торопился по домам, да и земля заждалась пахарей: весна уже была на исходе. Из Корсуни да из самого Царьграда вместе с Владимиром пришли в Киев священники – князь, следуя своему зароку, собирался крестить стольный град. Народ в городе и окрестностях волновался, предчувствуя большие да недобрые дела. Зосима сразу по возвращении отправил Илью к князю, но тому было недосуг, и поэтому всеми делами Муромца ведал сам Добрыня. Он поселил Илью у княжьего подворья в своём дому, наказав ждать, и часто говорил с ним о том о сём.
– Чего я тут жду, Добрыня? – спрашивал Илья, глядя на высокую суету, в которой только Зосимы не было видно. Воевода успокаивал:
– Не спеши, Илья. Ты теперь, чай, не пахарь, чтоб домой торопиться. А воину выдержка полезна – сам, поди, знаешь.
Добрыня из всех воинов выделял Илью особо и очень надеялся, что князь возьмёт его в дружину. Такими бойцами он швыряться не умел и, как только была возможность, напоминал князю о нём. А Владимир, одержавший победу над Корсунью и теперь говоривший с Византией на равных, крутился, что белка