Алексея, пожалуйста…
– Разве он не у вас?
– Маша, что случилось? – голос Игоря Семёныча зазвенел от недобрых предчувствий.
– Вам лучше приехать, увидите сами, – ответила она и положила трубку.
Не стала она убирать ни упавший ночью узел, ни разбитый утюг в гостиной, а вывороченная розетка говорила сама за себя.
Свёкры прибыли в рекордное время, через полчаса – Маша приоткрыла дверь и, только убедившись в отсутствии супруга, сняла цепочку. Первые несколько мгновений оба в замешательстве глядели на сноху. Потом свёкор, воровато озираясь, затолкал Машу в глубь тёмного коридора, втянул в него за руку супругу и затворил дверь.
Алексея не было четверо суток, хотя уже на вторые стало ясно, что с ним всё в порядке, это выяснила Наталья Леонидовна, позвонив ему на работу. Свёкры – то один, то другая – навещали внуков несколько раз на дню: привозили всё необходимое, гуляли с детьми, баловали деликатесами и, свёкор украдкой, а свекровь не таясь, как врач, рассматривали её лицо, заглядывали в глаза. Наталья Леонидовна принесла целый пакет лекарств, собственноручно ставила Маше компрессы и велела смазывать синяки специальной мазью.
Уже при первом посещении этого побоища оба настояли на том, чтобы Маша никому не сообщала о происшествии – они разберутся сами, и после каждый раз, приходя, глядели на неё испытующе, обиняками интересовались, как дела у тех и у этих друзей и приятелей, пытаясь таким способом узнать, с кем она виделась или говорила. Подумаешь, тайна, думала Маша. О том, что её избивает муж, знало всё общежитие, от первого до последнего этажа – в общежитии ведь, как в деревне, и секреты общие. Но однажды свёкор столкнулся на крыльце с выходящим милиционером и, хотя это был всего лишь гаишник, приходивший к своей подруге, набросился на Машу с упрёками: зачем она вызвала милицию?
Только тогда Маше стала понятны все эти взгляды и почти непрерывное дежурство в её доме: свёкры хотели замять дело, решить всё по-семейному, не вынося сора из избы. Она подумала: а ведь это и правда уголовщина, и она вполне могла зафиксировать побои, написать заявление, дать делу законный ход. Посадить бы Алексея, конечно, не посадили, но огребли бы Рангуловы с лихвой.
Однако беспокоились они зря: Маша не звонила даже родителям – щадила. Единственным человеком из внешнего мира, кого она посвятила в происшествие, была Сашка, её подруга, которая и сама сидела дома с маленькой дочкой.
– Что будешь делать? – спросила Сашка, выслушав короткий, только факты, рассказ.
– Не знаю, – честно призналась Маша.
Она и правда не знала. Самым правильным было бы, пожалуй, развестись с мужем, но в этом случае она, с тремя детьми, садилась на шею стареющим родителям с самыми туманными перспективами.
Между тем близился срок отъезда, и последние несколько дней Маше с детьми – если она не решит вернуться в Муратово – предстояло провести у Рангуловых, в полупустой квартире, куда было свезено оставшееся