чертовски весело, и периодически перетекало в нечто более пикантное, чем просто совместная готовка.
Она выложила мясо на лук, разместила поверх него кружочки овощей, опять посолила и поперчила, разложила поверх них тонкий слой лимона, и залила все еще теплой смесью сливок и лимонного сока. Пока все это пропитывалось друг другом, Ирина мелко нашинковала зелень, посыпав ею получившуюся заготовку сверху. Проверила, чтобы духовка разогрелась ровно до ста семидесяти градусов, и поставила в нее форму, удовлетворенно хлопнув в ладоши, когда закрыла дверцу, как бы подводя итог.
Теперь оставалось только подождать сорок минут, если верить рецепту, что, собственно, она и отправилась делать, удобно расположившись на небольшой кушетке возле одного из окон, предварительно открыв его нараспашку. Интенсивность свечения искусственного солнца шла на убыль, как и положено в это время, но его еще хватало, чтобы не включать свет в доме, так что она откинулась на спинку кушетки и развернула экран наручного интерфейса, разместив его поудобнее перед собой в воздухе.
Нужно было занять себя чем-то, отвлечься хотя бы на время от тревожных мыслей, которые продолжали назойливо осаждать ее. Ирина полистала раздел с художественной литературой, выбрала сохраненную закладку на том месте, где остановилась в «451 градус по Фаренгейту», и с головой погрузилась в чтение, не забыв предварительно установить таймер на двадцать и сорок минут соответственно.
Философская антиутопия Брэдбери с самого начала пошла у нее неожиданно легко, и Ирина почти не замечала, как проглатывала страницу за страницей, следя за судьбой главного героя и удивляясь где-то на заднем фоне, как она не добралась до этой книги раньше. Вообще, в Долине у нее стало настолько много времени и желания его на что-то тратить, что жертвой этого уже пали сотни две книг, и раза в два больше фильмов. Последние, к великому ее сожалению, на этом себя и исчерпали. Большая часть мирового кинематографа существовала теперь только на страницах Данипедии, как они ее в шутку называли, и с этим, увы, приходилось мириться.
Она отвлеклась от чтения лишь один раз, когда сработал первый таймер, и сбегала к плите, проверить готовность запеканки. Все вроде шло как нужно, она начинала потихоньку зарумяниваться, так что Ирина со спокойной душой вернулась к чтению, правда, в этот раз, выключив музыку, чтобы лучше сосредоточиться на тексте, который уже подходил к концу, отчего даже накатывала легкая грусть, словно приближалось время попрощаться со старым другом.
Ей нравилось чтение, но не нравились пояснения и рецензии, потому что Ирина сама любила пытаться догадаться о смысле, который авторы закладывали в свои произведения. А еще совсем немножко не хотела разочароваться, если нарисованная ею в своей голове картина не совпадала с тем, что на самом деле подразумевали авторы. Даже если она заблуждалась, это были ее заблуждения. И не так уж ли сильно переоценен смысл текста, если в итоге он становится достоянием всех, кто его прочел