не грозила смерть, в то время как сам получивший подарок явно был в недоумении.
Но сейчас внимание всех собравшихся было занять другим. Держа в руках прекрасный пояс из вампума, Понтиак теперь обращался к Глэдуину столь же красноречиво. Он перечислил все обиды, которые причинили его народу англичане, особенно мехоторговцы. Он просил защиты от них. Говорил он около часа, и все это время за каждым его жестом пристально наблюдали английские офицеры, боявшиеся, что, несмотря на все предосторожности он в отчаянии может сделать что-то неожиданное.
Понтиак был в двусмысленном положении. Было обычным делом в завершение речи преподнести пояс с вампумом тому, от кого он ждал ответа. Отказ от этого означил формальное объявление войны. Было понятно, что те, кто пришел с ним, набросятся на англичан в тот момент, когда он это сделает, и он не имел возможности предотвратить то, что было говорено. Поэтому великий вождь колебался, держа этот роковой пояс, а потом сделал движение, словно желая оставить его себе. Глэдуин протянул руку. Когда он это сделал, в проходе в нижней части зала раздались хлопки множества ладоней и оглушительный грохот барабанов.
Понтиак вздрогнул, уронил пояс с вампумом, сунул руку под одеяло, словно желая достать оружие, но передумал и, сложив руки, неподвижно замер. В то же мгновение все стихло, и Глэдуин встал, чтобы обратиться к совету, словно ничего не случилось.
Он сказал индейцам, что разберет их жалобы и сделает все, что в его силах, чтобы защитить их, если они этого заслуживают. В то же время он предупредил их о том, как жестоко они будут наказаны, если ответят прямой враждой на причиненные им обиды. На этом совет завершился, и вождям было разрешено покинуть форт. Прежде чем уйти, Понтиак сказал английскому коменданту, что через несколько дней он снова придет, чтобы поговорить; на это Глэдуин с презрением отвернулся, не удостоив вождя ответом.
Два дня спустя пустыря рядом с фортом снова был полон индейцев, представителей четырех племен, и снова Понтиан приблизился к воротам, выйдя из толпы. На него наставили ружья, и, когда он попросил разрешения войти, Глэдуин лично велел ему убираться и сказал, что ему самому и всем его мерзавцам отныне вход запрещен.
Взбешенный от ярости вождь ушел и приказал своим воинам отойти за пределы дальности стрельбы, но при этом следить, чтобы ни один англичанин не покинул форт. Потом, сев в каноэ, он пересек реку, добрался до своего поселения и приказал перенести его на западный берег.
Пока он был занят этим, его разъяренные последователи успели убить и оскальпировать две английские семьи, жившие вдали от форта. Той ночью жители Детройта, вооруженные и бодрствовавшие, с беспокойством прислушивались к печальным звукам танца скальпа, перемежавшихся с воплями танца войны, готовясь продать свои жизни как можно дороже и прикидывая, как долго их слабые укрепления смогут сопротивляться той силе, которая в любой момент готова на них обрушиться.
Утро застало многих из них, измученных ночным