свойственно человеческому роду), но даже и не думал, ибо хватало других забот. Во-первых, крики роженицы. Впрочем, не сильные и не продолжительные. Напомню, роды были третьи. Во-вторых, привычка радоваться. И это событие случилось.
Звезды утомленно взирали на реку Сухую Лохвицу. В тот год она обмелела. Я листал специальные справочники. Если это можно было считать предзнаменованием, то значит, оно им было явлено. Вечное сияние чистого разума. Мальчика назвали Исааком, в честь великого библейского патриарха, которого собственный отец был готов принести в жертву, но парень вышел из передряги победителем благодаря Божественному вмешательству. Значит, и святые пользуются блатом. А как иначе? Как положено.
Накануне первой же субботы после появления на свет сына устроили шолем зохер – торжество в честь рождения мальчика, которое полагается совершать накануне обрезания.
Обрезание – брит мила.
Многие думают (и я в том числе) об этой процедуре с ужасом. На самом деле, нет ничего страшного. Мужчины, это пережившие, вспоминая подробности, даже смеются. Младенцы – нет.
Упрямые.
Предпочитают кричать. Тоже хорошая форма подачи самого себя.
Шуршали ритуальные одеяния старцев, похожих под своими полосатыми покрывалами-талитами на зебр. Столы в доме покрыли белыми скатертями. Самый дряхлый, моэль[5] – лицом списанный с библейского пророка, бормоча под нос «Шма Исраэль…»[6], ритуальным ножом отрезал частицу плоти под животиком новорожденного. Присутствующие мужчины закричали: «Мазаль тов!»[7]
Жизнь начинается со страдания, не правда ли? Борода моэля приглушила истошный вопль младенца.
К списку имен избранных прибавилось новое имя.
Завидная доля.
В те времена синематографа еще не изобрели, и потому после праздника все запрокинули головы, разинули рты и вышли из хаты… Смотреть на звезды. Напомню, январь был не колючий, и снег заменял полотно экрана. Зрелище завораживало.
Согласно преданию – а легенды играют весьма большую роль в биографиях гениев – снег был до крыш, а кое-где и выше. Это не фантазия. В одном из писем герой на склоне лет писал: «Когда я родился, – как говорила мама, – было очень много снега, может быть потому я теперь люблю все белое».
Звезды – единственное, что служит тоскливой мечте о свете и его недостижимости. Именно это порождает страдание, как утюг – причину пожара. Как хорошо смотреть на звезды. И как грустно. Они вспыхивают, и ты чувствуешь удивительную связь с чем-то неземным в твоей душе. Только понять, отчего грустно, на скорбь от какой утраты намекает сияние звезд, нельзя. Ты словно понимаешь, что потерял любовь всей своей жизни, а она тебя все еще ждет. И ты пробуешь до нее дотянуться. Только размаха рук не хватает. Как преодолеть свои слабости, перешагнуть через века, простить предательство, чтобы вновь обрести любимую?
А звезды обвиняют и зовут. В этом смысл сияния.
Вы думаете, крохотный