желание на него посмотреть, я согласился, но не более.
– Бросьте! – насмешливо сказал Ваня. – Вынесли, значит, захотели продать. Неужели вас не устраивает моя цена? Вы всё-таки не да Винчи. Вряд ли кто-то даст вам больше.
– Не да Винчи, – кивнул дядя. – И цена хорошая, слов нет, но эта картина не продаётся.
– В этом мире всё продаётся и всё покупается, – жёстко констатировал олигарх.
– Верно, – опять согласился дядя. – Что продаётся, то и покупается, но продаётся не всё.
Он вынул из кармана опасную бритву, раскрыл её, повернулся к картине и двумя взмахами рассёк полотно крест-накрест от угла до угла. Я обомлел.
– Что же ты делаешь?! – вскричал Вася. – Что же ты-ы?! Ах!..
– На правах автора я распорядился своей работой, – спокойно ответил дядя, и потом, как ни в чём ни бывало, предложил:
– Прошу к столу, господа, время уже обеденное.
– Ты!.. Вы мне всё настроение испортили! – отчаянно махнул рукой Вася, приказал охране не забыть чемоданчик с девушкой из Неаполя и вышел на улицу, даже не попрощавшись.
– Глупо, – заметил Ваня, не скрывая досады. – Что вы, в самом деле? Зачем?
– Это моё личное, – ответил дядя. – Кстати, в ноябре я приеду в столицу выставляться. Если будет желание – приходите, а если захотите что-нибудь купить, то я вам и цену назову, – и вновь пригласил гостя к столу.
Ваня вежливо отказался, поблагодарил, сослался на занятость и протянул дяде руку.
Лишь за ним закрылась дверь, дядя, предупреждая мой гнев и не давая открыть мне рот, ткнул в меня пальцем:
– Молчи, зелёнка ядовитая! Это не тот «Мраморный водопад», обещанный тебе.
Я бросился к тому, что было раньше картиной: как же не тот? Как же? Да разве я слепой?
– Тот на втором этаже, на своём месте, и дожидается твоего дня рождения, – сказал дядя, развеивая мои растерянные сомнения. – А это копия. Для себя написал. А нынче подумал: зачем она мне? Каждая авторская копия обесценивает подлинник. Пойдём-ка лучше обедать.
Надо ли говорить, что Вася и Ваня уехали домой по отдельности, но стоит непременно сказать, что через двести километров они вновь отказались в одной автомашине, где ударили «по коньячку» за дружбу без ссор и за здоровье моего дяди…
Наконец, ещё один штрих к портрету этого человека – не самых честных правил. Он отдыхал так же широко, как и без устали работал. Такие дни дядиного отдыха мой отец называл попойками, а сам дядя отгулами. О них он всегда заранее предупреждал, запрещая мне появляться у него дома.
– Ты ко мне в эти выходные не приходи, – говорил он. – У меня будут отгулы. Так что тусуйся со своими сверстниками. Будешь взрослым – позову.
До шестнадцати лет я дядиного запрета не нарушал, но в августе 2003-го пришлось, и, разумеется, не из простого любопытства, а по великой денежной надобности: на скутере приятеля я прокатил до дома одну девушку, да и задержался в подъезде с поцелуйчиками. Выхожу – нет скутера. А это не допотопный мопед. Хоть и подержанная «хонда» у Мишки была, но денег стоила. Для