кем-то, кто знал мое прошлое, но я решила, что могу использовать квартиру Джона как перевалочный пункт на месяц или, на худой конец, на полтора, пока не решу, что делать дальше.
Но с тех пор прошло полгода, а я по-прежнему живу здесь.
Сняв ноги с кофейного столика, я встаю и роюсь в кармане в поисках пачки двадцаток, которую сунула туда днем после посещения ломбарда. Я не всегда сбываю с рук добытое – в конце концов, сами по себе деньги никогда не имели для меня значения, – мне больше приносит удовольствие обладание вещью и уверенность, что никто не хватится пропажи. Это дарит ощущение некоего выигрыша. Но доход от выгула собак еще не в полной мере покрывает все мои расходы, поэтому сегодня я вытащила одинокую бриллиантовую серьгу миссис Рид из груды сокровищ на своем комоде. Пускай я не получила за украшение сумму даже близкую к его истинной стоимости, денег хватает на оплату моей половины этой дерьмовой бетонной коробки.
Сунув деньги в свободную руку Джона, я притворяюсь, что не замечаю его попытки задержать мои пальцы в своей ладони. Я – еще одна вещь в этой квартире, которую Джон присвоил бы при первой возможности, но мы оба делаем вид, что не знаем этого.
– Как продвигается дело с выгулом собак? – спрашивает Джон, когда я возвращаюсь на наш унылый диван.
В уголке его рта осталась капелька йогурта, но я не собираюсь сообщать об этом. Вероятно, он проходит с этой капелькой весь день, и она засохнет, превратившись в корку, которая отпугнет какую-нибудь девушку из Студенческого баптистского центра, где Джон служит на добровольных началах несколько вечеров в неделю. Я уже чувствую солидарность с ней, с этой незнакомой мне девушкой, с моей духовной сестрой по Смутному Отвращению к Джону Риверсу. Наверное, именно это вызывает у меня улыбку, когда я сажусь обратно на диван, вытаскивая из-под себя старое афганское одеяло.
– Все отлично, на самом деле. У меня появилось несколько новых клиентов, так что работы хватает.
Джон скребет ложкой по стенкам пластиковой баночки с йогуртом – моим йогуртом – и смотрит на меня сквозь темные пряди волос, свисающие на один глаз.
– Клиенты, – фыркает он. – Звучит так, будто ты проститутка.
Только Джон может попытаться пристыдить девушку за такое полезное занятие, как выгул собак, но я отмахиваюсь от этого. Если все и дальше будет складываться так же хорошо, скоро мне не придется жить здесь с ним. Скоро у меня появится собственное жилье с моими собственными вещами и моим собственным йогуртом, который я, черт возьми, лично съем.
– Может, я и проститутка, – отвечаю я и беру пульт с кофейного столика. – Может, именно этим я и занимаюсь на самом деле, а тебе просто говорю, что выгуливаю собак.
Я поворачиваюсь на диване, чтобы взглянуть на Джона: он по-прежнему стоит у холодильника, но теперь голова опущена, а глаза настороженно следят за мной. Это побуждает меня зайти еще дальше, и я продолжаю:
– Возможно, сейчас у тебя в кармане лежат деньги, полученные за минет, Джон. Что бы сказали на