себя на месте друга, и мне пришлось сунуть руку в карман, чтобы унять вожделение. Выходило, что в то время как Гоша хоть и наощупь, но знал потайные женские места, я имел о них лишь скабрезно-мифическое представление. Согласитесь – недопустимое и обидное отставание, и причину его сегодня я вижу в моих усердных занятиях спортом, которые выжимали мое либидо, словно губку, в то время как здоровяк Гоша прятался со своей рыжей ведьмой по укромным углам.
Диспозиция на тот момент была такова.
Свойства моей вполне взрослой царь-пушки давно уже не являлись для меня секретом, и сама она время от времени участвовала в потешных сражениях, где стреляла отнюдь не холостыми. Однако отдельные акты самопознания, принося временное удовлетворение, лишь разжигали мой аппетит. Мое огнедышащее орудие рвалось в настоящий бой, и я жадно собирал сведения о противнике, в чью сторону оно должно было палить. Кое-что, в том числе и со слов того же Гоши я уже знал, однако качество этого знания напоминало обывателя, который на вопрос, что такое Вселенная, снисходительно отвечает: «Ну, ясное дело – звезды…» Все что мне, по большому счету, было известно, это то что пушкарь – таинственная особа женского рода, но как добраться до нее и что с ней делать, предстояло еще выяснить.
«Чудак ты, дядя!» – снисходительно улыбнутся те нынешние мальчики, которых порносайты сделали к шестнадцати годам всезнающими и всеядными. Они умеют управляться с различными гаджетами, но у них отсутствует главный гаджет – сердце. Подкрепив себя энергетиком, они совокупляются с тем скороспелым знанием дела, которое мне, непосвященному, приходилось по крохам добывать годами. Завидую ли я им? Ничуть, потому что это тот самый счастливый случай, когда путь познания важнее и упоительнее самого знания, подобно тому, как для писателя процесс рождения романа куда слаще его последней точки.
Кстати говоря, во все времена оба пола подходят к потере невинности по-своему, но в одинаковом неведении. В то время как мальчишки «поигрывают пушечками», девчонки потирают свою волшебную лампу, грезят о любви и не догадываются, что в один прекрасный день к ним вместо надушенного принца явится грубый, потный Алладин, откупорит их лампу и выпустит из нее джина.
Итак, в то лето я тайно и страстно вожделел. Это было совершенно новое, несносное, тазобедренное состояние, которое я никогда не испытывал рядом с Ниной. Иначе говоря, взросление мое, углубляясь в анфиладу любви, требовало открыть ему очередную дверь. Ах, Нина, моя безгрешная, совершенная, незабвенная любовь! Прости мне мои грязные помыслы! Ты остаешься на Олимпе, я же спускаюсь к людям – таким же похотливым и незамысловатым, как я сам. Склоны Олимпа повелительней самого повелительного наклонения и, ступив на них, невозможно им противиться…
Между тем, предметы моего вожделения находились вокруг меня и при всей кажущейся доступности оставались недоступными. Особое значение приобрели походы на пляж, где я глазел на обнаженных девчонок, находя их всех до одной прелестными. Оставалась самая