.

до пят облитую стальной краской, некий шутник раскрасил в цвет свежей крови – оригинальный «дизайн» должен был раздражать противника. Но Антон Пшедерецкий ни малейшего дискомфорта не испытывал. Во всяком случае, не больше, чем во время любой другой схватки.

      Они наблюдали за боем из ложи: маэстро, мар Дахан и близнецы Штильнеры. Да, еще ужасная зверюга, хвостом таскавшаяся за Давидом. Маэстро не знал, почему со всех сторон к ним не бежит охрана с сетями: вязать хищника. С другой стороны, Ойкумена безумна сверху донизу. Ад надо принимать таким, какой он есть, а не удивляться манерам дьявола. Голиаф безопасен? Хорошо, мар Штильнер. Не надо бояться? Вы очень добры, мар Штильнер. Извините, мне хотелось бы настроить обзорник.

      Сообщи брат Джессики, что его монстр на завтрак растерзал дюжину невинных младенцев, Диего вряд ли отреагировал бы иначе. Съел? Я рад, мар Штильнер. У вашего чудовища превосходный аппетит. События валились на Диего Пераля из чертова рога изобилия, и предел насыщения был достигнут. Давид с Голиафом оказались за этим пределом.

      Вот только зверь считал иначе.

      Диего едва устоял на ногах, когда Голиаф, решив свести знакомство накоротке, потерся о него боком – на уровне подмышки маэстро. Добившись внимания, лигр красноречиво мотнул башкой: давай, мол, чеши. Маэстро вспомнил рыжего котяру Веласкеса, отцова любимца: Веласкес вел себя точно так же. Плохо соображая, что делает, он принялся чесать гиганта за ушами. Мышцы вскоре заныли от усталости, но лигр грозно урчал и требовал добавки.

      – Вы ему понравились! – в голосе Давида звучало изумление. – Он обычно первый не знакомится. Голиаф! Оставь в покое сеньора Пераля!

      Зверь зевнул и облизнулся.

      – Отстань, говорю!

      Зверь облизнулся и зевнул.

      – Ты! – сказал ему маэстро. – El Monstruo de Naturaleza!

      Ну, согласился зверь. Гладь давай.

      Прозвучал гонг. В воздухе повисли обзорники – гигантские увеличительные стекла. У каждого – свой; у близнецов – один на двоих. Джессика развернулась спиной к арене, по-детски забросив ноги на спинку пустующего кресла. Давид устроился бок о бок с сестрой. Спортсмены бились позади близнецов, изображение боя мелькало перед глазами Штильнеров. Диего понимал, что это в порядке вещей: для видеотехники – плевое дело. Но сидеть лицом к арене, разгороженной на площадки, для маэстро было привычнее. Время от времени он отключал обзорник и секунду-другую следил за боем невооруженным глазом, после чего восстанавливал картинку, пользуясь функцией повтора эпизода. Голиафа маэстро гладил, не переставая: это успокаивало. Вибрация могучего урчания впитывалась всем телом и растекалась по жилам доброй порцией вина.