ответил он.
Не перевез. Ни через день, ни через месяц. Сутки ждала, не отходя от окна и не выпуская трубки из рук. Следующие – пыталась дозвониться его родителям или друзьям, обзванивала больницы. Родители не отвечали, никто из друзей его не видел. К своим поехала на третьи, даже и предполагать не бралась, что он меня бросил. В милиции заявление не приняли – я ему никто! Теребила всех кого могла – исчез мой Валера, испарился, словно и не было. Все забросила, работать не шла, в аспирантуру не готовилась, сидела дома, не выпуская трубки из рук, боясь выйти из дому, вдруг придет, а меня нет. То белугой выла, то ругала себя. А затем закончился срок аренды, продлевать его без Валерки я не хотела. Стала собирать вещи и… нашла камеру. Простенькую, не навороченную. Посмотрела. Сначала меня умилило и довело до слез. Я повыла немного, решила посмотреть дальше. А чего не смотреть? Это же я, это же его интерес ко мне. Пусть тайно, но он снимал меня на лекциях, в библиотеке, с друзьями… Снимал задолго, как группы объединили. Снимал и потом. А я ничего не замечала. Как же мне стало не по себе, как же мне стало стыдно за свое отношение к нему. За то, что не ценила, не берегла, придиралась. Слепа была, слепа! И вдруг все перевернулось. Запись была плохая и видела я себя лишь в отражение зеркала, но и этого мне было достаточно, чтобы похолодеть от ужаса. Пять минут съемки и те, забытые мной чувства вернулись с новым отвращением. Отшвырнула камеру, ушла в ванную, всунула голову под холодный душ. Сколько так стояла, не знаю точно. Мне казалось – вечность. И когда замерзла настолько, что зубы стучали, когда заледенело все в груди, вернулась в комнату и снова взялась за просмотр. Утро, обычное, ничем не отличающееся от других. Валерка проснулся рано, заварил кофе, собрался на работу, принес чашку мне и поставил на столик. Кажется, дней пять он баловал меня утренним кофе в постель. Поцелуй в щеку, воздушный поцелуй. Он исчез из вида, я выпила несколько глотков, зевнула, потянулась и отключилась. Минуты через две пробежала тень. Я безмятежно спала. В спальню вошли, меня это не разбудило. Чужие руки стянули одеяло, подтянули меня к краю кровати и… Что происходило дальше, я могла только догадываться, по тому, как раскачивалась моя голова. Затем голова замерла. А съемка продолжалась. И длилась она до самого вечера. Пока камеру не выключил Валерка. А перед этим он уложил меня на подушку и кому-то позвонил.
Я минут пять смотрела в потухший экран, затем прокрутила все заново. Распахнула окно, так как легким не хватало кислорода, взяла камеру в руки. Вся запись была без звука. Сначала я думала, что так и было заснято. Я останавливала последнюю съемку и приближала кадр за кадром, чтобы понять по его губам, кому он звонит. Когда сложились буквы, и мое предположение превратилось в факт, я, перемотав намного больше, чем надо было, нажала на пуск и запись пошла со звуком. Не остановила, смотрела, соображая, что мне с этим делать, как вдруг еще один момент поразил меня. Снова в кадре была я, весна, конец апреля. Я о чем-то спорила со Славкой, как за кадром услышала знакомый мне голос, но не Валеркин.
«Да