прямо на лестнице, в своей смешной пижамке. Взъерошенный, только что проснувшийся, а на лице улыбка. Он будто бы весь светится изнутри, и я снова глотаю свои глупые слова. “Я тебе не мама, малыш. Не выдумывай, это просто глупая ошибка”. Не могу такое сказать, не получается.
Ну как ребёнка-то расстроить? Это всё дикое стечение обстоятельств, я не должна была тогда ввалиться в его комнату, а Максим не должен был строить для сына воздушные замки. Что бы ни случилось с матерью Ярика, мне – чужой тётке – нечестно притворяться ею. Нечестно позволять ему продолжать верить, радоваться, но во мне нет смелости сломать его хрупкую мечту, которая наконец-то сбылась. Пусть и кособоко, но сбылась.
И хоть я совершенно не знаю и не понимаю, как себя вести в этой ситуации, протягиваю руку. Действую по наитию, ведомая лишь внутренним чутьём. Ничего не обдумываю, не заглядываю в будущее и не строю теорий. Просто протягиваю руку.
– Ты же мне покажешь, где кухня?
Ярик энергично кивает и сбегает вниз. Шлёп-шлёп голыми пятками по деревянным ступеням. В доме тепло, но всё равно босиком бегать такому маленькому ребёнку, наверное, опасно. А если простудится?
Если простудится, у него есть родной отец. Наверняка и босому бегать ему Максим разрешил. Кто я такая, чтобы диктовать свои правила?
Ярик цепко хватает меня за руку и буквально тащит за собой. Даже сопит спешно от натуги.
– Вот туда, там кухня, – лепечет и подводит меня к арке, за которой небольшая, но уютная комната.
Для готовки есть всё необходимое, а ещё огромный холодильник, до отказа забитый едой. Чего тут только нет, и я поражённо разглядываю баночки, коробочки, упаковки, на многих из которых надписи на буржуйских языках. На колбасах, например, итальянские этикетки, а на шоколаде – немецкие. Большинство продуктов я видела лишь на полках в магазине, и то не все. Да и не присматривалась особенно. Толку, если позволить себе не можешь? Потому что почти все деньги уходили в банк, копились там, чтобы… чтобы в один чудеснейший день исчезнуть. Вместе с Павликом.
Я уверена, что в этом Максим точно не соврал. Уж очень убеждённым выглядел тогда в машине. Ай, всё, не хочу об этом больше думать! Иначе совсем мозги в кисель превратятся, и всё, на что окажусь способна – сидеть в уголке, свернувшись калачиком, и реветь, словно мне восемь.
Откинув в сторону все переживания, наливаю Ярику стакан воды. Он жадно пьёт, но всё равно и трети не выпивает – маленький.
– Так с попить мы разобрались. А с поесть? Чего тебе хочется? Только чур не мороженное и не конфеты.
Даже моих скудных познаний в жизни пятилетних мальчиков достаточно, чтобы понимать: много сладкого ночью им точно нельзя. Но Ярик удивляет меня:
– Я не люблю сладкое, а мороженое мне нельзя, – серьёзно заявляет и обхватывает пухлыми ладошками своё горлышко. – Ангина!
Он так торогательно серьёзен сейчас, так деловито собран, что не могу сдержаться и смеюсь. Нет, Ярик всё-таки чудесный мальчик. Пусть я почти его не знаю, но он мне уже нравится.
– Тогда что?
– Кашу, – расплывается