доносивших до народа Слово Божие – к Экклезиасту с его беспощадной рефлексией и созерцанием человеческой тщетности.
Оракулы, бродячие поэты и сказители также немыслимы без голосов богов, даровавших им вдохновение и способность воскрешать тёмное прошлое и провидеть будущее.
Как полагал Джейнс, слом бикамеральности произошёл в период, когда это мышление уже не могло обеспечить выживание древних людей.
Это случилось довольно неожиданно, в Средиземноморье, когда на западные цивилизации обрушился ряд геологических катаклизмов: извержения вулканов, сопровождавшиеся частичным затоплением земель.
Выжившие люди превратились в беженцев.
В ситуации междоусобной войны и хаоса голоса богов были заглушены криками ожесточения и отчаяния.
Чтобы существовать, человеку понадобились новые свойства разума: хитрость, способность к обману, саморефлексия, изворотливость, враждебность к чужим, страсть к соперничеству.
Впрочем, как отмечал Джейнс, уже и до геологических катастроф вступили в силу факторы, обусловившие кризис бикамерального разума: торговля, рост населения, развитие письменности.
Джейнс посвятил целые разделы своей книги осколкам бикамеральности в новейших обществах: духовидцам-медиумам, автоматическому письму, шизофрении, гипнозу и глоссолалии.
По мысли исследователя, сознание человека до сих пор находится в процессе становления.
Прочитав книгу Джейнса, я понял, что никогда не был современным рефлексирующим субъектом с его материальными интересами, моральными суждениями, рациональной пространственно-временной ориентацией, чётким разграничением себя и других, а также стремлением к самореализации и саморегуляции.
Нет, я был изнасилованным и самоубитым обществом последышем дикарей, мелкотравчатым варваром, прислушивавшимся к голосам богов и демонов и не подозревавшим о существовании развитого самосознания.
Секуляризация и расколдовывание мира, длившиеся три тысячи лет, едва коснулись меня, а коснувшись, не модернизировали, а только травмировали.
Я падал и вставал, падал и вставал.
И всё прислушивался к ужасающему рёву цивилизации, силясь различить в нём смолкнувшие голоса богов.
Я был и остался троглодитом, лопухом, отрезанным ухом, недорезанным кочевником.
И моя последняя (слабая) надежда – на голоса пчёл.
Их тоже изводит цивилизация.
Про то, как мне снился кентавр
Мне давно уже снится, что я – кентавр.
Причём совершенно беспомощный.
Я не могу ни скакать, как конь, ни владеть руками, как человек.
Я даже не способен дышать в этом сне.
Мой язык распухает и заворачивается.
Он больше не пропускает в горло дыхание.
И зубы, как грибы, ломаются!
И ноги лошадиные подгибаются.
И я валюсь, валюсь…
А закричать не могу…
Или заржать…
Несчастный,