вопль:
– Спасайтесь! Бегите!
Маруся уронила розовую сумочку. Антон проглотил жвачку и закашлялся, а Гриша обернулся и вскочил. Какой-то всклокоченный мужчина позади них голосил, указывая дрожащей рукой на экран:
– Это не просто пришельцы!.. Вселенский заговор!.. Началось!..
– Эти объекты были зафиксированы Тибетской обсерваторией в начале зимы. Расстояние до них составляет примерно семьдесят парсеков, – доносилось с экрана, – то есть примерно три целых одна десятая на десять в тринадцатой степени километров…
– Бегите!.. В горы, к воде!.. Это гибель!!! – И мужик вцепился себе в волосы, словно собираясь их вырвать.
В зале волновались и пошумливали, фильм никто не смотрел.
– С ума, что ли, сошёл?.. А где охрана? Есть здесь охрана? Да выведите его кто-нибудь! Психовозку надо вызывать! – Уже кто-то коротко хохотнул, и какая-то мамаша за руку потянула испуганного ребёнка к выходу.
– Так положено, да? – осведомился Антон. Ему было весело. – Это часть представления?
Маруся всё таращилась на кричавшего. Гриша, перелезая через свободные кресла, пробрался к безумцу и твёрдо взял его под локоть. Маруся втянула голову в плечи, нашарила сумку, поднялась и быстро пошла к выходу. Она очень боялась скандалов, особенно публичных, так, что почти не могла себя контролировать. Ей было лет девять, когда отец за что-то громко накричал на неё на улице. Она потом никогда не могла вспомнить, за что именно, но собственное чувство страха и позора, какого-то окончательного, полного позора, не забывалось даже много лет спустя. Отец орал на неё и топал ногами, прохожие останавливались, глазели и спрашивали у него и друг у друга, в чём дело, старушки сочувствовали, мужчины поддакивали, а Маруся была в самом центре скандала, как будто её голую пороли на площади, а толпа глазела!..
Она выскочила в светлый просторный и пустой холл перед зрительным залом и перевела дыхание.
Всё в порядке. Она спаслась.
Скандал не имеет к ней никакого отношения.
Маруся открыла сумку – руки немного дрожали, – достала бумажный платочек и зачем-то промокнула совершенно сухой лоб.
Высокая дверь отворилась, в тёмном проёме появился Гриша и ещё какой-то тип. Вдвоём они волокли упиравшегося буяна. Маруся скомкала бумажку и шмыгнула за колонну.
– Вы не понимаете, – громко говорил человек, поминутно оглядываясь на зал. Глаза у него были безумные и рот двигался как будто сам по себе. – Оставьте меня! Вы не понимаете, что делаете!.. Это мои вычисления! Это мой график!.. Я всё предсказал, но не предполагал, что они так близко!
– Вы не шумите, – сказал Гриша совершенно спокойно. – Детей перепугали!..
– Каких детей?! Все погибнут, все!.. Человечество обречено!..
– Юрий Фёдорович, не волнуйтесь, – заговорил второй незнакомец, и Марусю поразило, что кто-то называет сумасшедшего по имени-отчеству! – Мы успеем.
– Поздно, – как-то очень горько сказал буйный Юрий Фёдорович и словно обмяк. – Так я и знал.
Гриша поправил на носу очки и сбоку посмотрел