даже представить себе не можете, насколько я был близок к этой истине.
– И, наверное, так глупо потеряли ее, – он как-то по-дьявольски усмехнулся и надел снова свои убогие очки.
– Вы заметили, как много уродов рождается за последнее время, – он смотрит на меня, пряча свой взгляд за глазами.
– Уроды – очень жестоко сказано. Люди с отклонениями, особенные люди. Радиация. Радиационная пыль, наверное, тому вина.
– Легче всего скинуть все на радиацию. Я знал одного мужика, он был сталкером, живущий рядом с заброшенным заводом плутония. Вся зона была заражена радиацией, и ничего – жив-здоров, да еще потомство нарожал.
– Тогда что? – с интересом спрашиваю я.
– Злость, обида и чувство отчаяния. Ее слишком много в каждом из нас. Возьмите скульптора, когда он работает и создает нечто красивое. То, что ему нравится делать. Он вкладывают душу в эту работу, делает ее с любовью, создает настоящий шедевр искусства, используя лучший материал для работы. И если он будет делать то, что он не хочет. То, что не доставляет ему удовольствие. Он делает это с чувством отвращения, притрагиваясь к этому со скорченным лицом, используя испорченную глину, он не захочет вкладывать душу, он слепит хрень. Так же и наша земля: мать-природа – она, как этот скульптор, лепит и создает нас. И что она может создать красивое, когда в нас живут злость и ненависть? Используя нас как прогнивший испорченный материал, ничего дельного слепить она не сможет, лепя каждого последующего человека с отвратными чувствами.
Я молчу, не имея ни малейшего представления, что стоит сказать по поводу его безумной теории.
– Нет сердца, Данел. В этом мире больше нет сердца. Его больше нет, – он как-то по-дьявольски улыбается и смотрит на меня. – Итак, веселитесь, небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле и на море! Потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени.
Это откровение Иоанна Богослова. Я удивлен в религиозных познаниях этого богатенького дрыща.
Привычное молчание, я смотрю на свой бардак, пытаясь вспомнить тот миг, когда я заставил себя провести уборку. В моей памяти всплыли лишь те моменты, когда я балуюсь деньгами, заказывал проституток, и, вместо того, чтобы заняться с ними кибернетическим сексом, я им давал в руки пылесос и швабру.
– Желаю вам удачи, Данел. И еще один вопрос: вам знакомо, что такое внутренняя боль?
– Да, – как на службе отвечаю я.
– Это хорошо. Лишь людям, пережившим чудовищную боль, можно доверять свое сердце.
Он уходит из моего мира, напевая мотив какой-то старой мелодии из кинофильма.
Уродливый китаец, который слился с интерьером, заставив меня позабыть о нем, короткими шагами бежит за ним, как послушный китайский маленький пес с уродливым лицом по типу пекинеса.
Он утомил меня и жестко срубает спать.
Я достаю ее фотографию и не ложусь на диван, а ложусь на пол, укрыв себя какой-то простыней с пола, заляпанной