она прекрасно сознавала, что иногда необходимо причинить пациенту боль, чтобы потом он пошел на поправку. Но разделяла эти страдания вместе с ним. Я преклоняюсь перед ее мужеством.
Некоторое время мы едем молча.
– Ветиус, зачем ты попросился со мной? – так и не придумав деликатного подхода, спрашиваю я напрямик.
Историк грустно улыбается.
– И в этом тоже она. Без реверансов и вуалей, – кивает он головой. – Хочу увидеть могилу брата. Он погиб почти сразу, недалеко от замка. Тогда они еще успевали рыть могилы. Канус дал мне ориентиры места. Не хочу думать, что Римус мог превратиться в зомби, – он отворачивается…
И он увидел. И нетронутую могилу, и воткнутый в нее фамильный меч. Зомби-орки не подходили к замку слишком близко, призраки отпугивали их. А потом мы бежали. Бежали и прятались. А безжалостные мохнатые уроды гнали нас, как дичь. И все то, о чем рассказывал мне Ветиус, я увидела воочию. И налитые кровью безумные глаза, и перерезанные глотки, и висельников поутру. Мы боялись хоронить своих мертвецов, боялись, что вчерашние друзья придут по наши души. Мы сжигали погибших…
У меня тоже когда-то была русая коса, теперь она седая, ни единого темного волоска. Поэтому я ношу на голове широкополую красную шляпу. Для своих – это знак: держаться ближе ко мне, а оркам все равно, они – дальтоники.
Ветиус – единственный, кому позволили остаться во дворце после возвращения, теперь он архивариус, и совсем не покидает свой подвал. Иногда я навещаю его. Горько видеть его дрожащие руки и вечно настороженный взгляд. А оттого, как он вздрагивает при каждом шорохе, сжимается сердце. Но он вернулся…
– Ты опять задумалась?! – Лукас дотронулся до моей руки, и я от неожиданности вздрогнула. – Извини, я тебя напугал?!
Я оглянулась по сторонам.
– Нет. Все нормально, – поморщилась я и нехотя объяснила. – Просто с этой дорогой связано слишком много воспоминаний.
Телохранитель сочувственно кивнул.
– Я понимаю, – он помолчал. – Ты только не сердись, ладно?! Я у всех спрашивал, у отца, у Бериуса, у Варуса вчера. Они посмотрели на меня, как на идиота.
Я недоуменно подняла одну бровь.
– Тебя уже давным-давно никто не видел без головного убора. Дома на тебе всегда красный берет, если прием или бал – сетка с жемчугами, сейчас – эта шляпа. Там, под ней, ты, что, лысая?! – сочувственно сдвинув брови, спросил он.
Видимо, эта загадка давно не давала ему покоя. А я от хохота чуть с Ласточки не навернулась.
– Сам ты лысый, – хихикая, просипела я, ослабляя веревку под подбородком и откидывая шляпу за плечи.
Белоснежная коса упала на грудь. Я ожидала увидеть в его глазах жалость и заранее старалась не раздражаться, но нет, его взгляд был полон… восхищения.
– Вот это да! – выдохнул он. – И зачем ты такую красоту прячешь?!
Этим он меня добил.
– Красоту?! – недоверчиво переспросила я. – А-а, ты думаешь, что это мой натуральный цвет. Так разочарую тебя. Родилась я с самыми обычными русыми волосами, просто этого уже никто