и ненависти. Кощеев услышал, как щелкал замок, – жена заперлась изнутри.
– Больно надо! – процедил он сквозь зубы.
Перед сном долго и вдумчиво рассматривал выскочивший на члене шанкр. Бледный, с рубцеватыми краями, он был размером с фасолину, и чем дольше Степан Семёныч глядел на него, тем больше наливался злостью. На ту из любовниц, что заразила его; на врача, который, курва, не согласился подыгрывать перед женой; на саму жену. Зинаиду Степан Семёныч вообще винил в первую очередь – не будь она такой холодной и неприступной сукой, глядишь, и не побежал бы искать девок на стороне. Жалуясь на жену друзьям, Кощеев всегда язвил, что Зинаида сосет у него только деньги, а вовсе не то, что следовало бы. Вот тебе, Зинка, и итог. Сама виновата.
Он долго не мог уснуть, зябко ворочался под тонким колючим одеялом и чувствовал нарастающий зуд в шанкре. Когда все-таки забылся коротким рваным сном, снилось ему, будто пах облепили жирные зеленые мухи и копошатся там, щекоча его маленькими суетливыми лапками. Наутро он обнаружил в паху и на бедрах еще с десяток таких крупных и бледных шанкров. О таком врач не предупреждал, и Степан Семёныч почувствовал, как его нутро сжала холодная лапа страха.
Жена, завидев его на кухне, лишь плюнула в сторону и швырнула на стол тарелку с холодным омлетом.
Работа не задалась. Степан Семёныч сидел у себя в кабинете, докуривая очередную сигарету. Рядом чадила переполненная пепельница, и стояла початая бутылка дагестанского коньяка. Язвы зудели нестерпимо. Матерясь сквозь зубы, он набирал одну любовницу за другой. Все божились, что чисты, что у врачей на учете, что анализы сдают каждые полгода. И неизменно добавляли в конце, чтобы «папулик» и не думал звонить, пока не долечится.
С каждым звонком и глотком коньяка сердце молотило все сильнее. Кощеев покрылся жарким липким потом, и к зуду прибавилось противное пощипывание. Он поминутно тер и почесывал пах. Оставался последний вариант – Лизавета. Она и любовницей не была – обычная индивидуалка, каких миллион. Степан Семёныч нашел ее на одном из многочисленных сайтов досуга. Пролистал бы мимо, да глаз зацепился за таинственное заморское слово «римминг», включенное в список услуг. В тот же день он ее и навестил. Шанкр выскочил через неделю. Рановато для сифилиса, но кто знает. Так-то шанкры и зудеть не должны.
Номера Лизаветы не сохранилось, и Кощеев полез на сайт. Когда он листал очередную страницу в поисках анкеты, в дверь прошмыгнул его заместитель Геращенко. Худой и желтый от курева, он ехидно улыбнулся и заговорщицки подмигнул Степану Семёнычу:
– Тут поговаривают, у кого-то с конца закапало, а, Стёпка? Что ж ты так неаккуратно, презервативы-то вроде изобрели давно…
Степан Семёныч замер. Ладони покрылись потом, горло стянул тугой обруч. Он сипло выдавил:
– Кто говорит?
Геращенко осекся, улыбка сползла с желтого лица.
– Да так, болтали в курилке. Ты же знаешь, коллектив маленький, сплетни быстро разлетаются. Я вот тут документы на подпись принес.
Тараторя