удивлялись они. – Он вечно копается среди пней и сорняков. На днях я видел, как он встал на колени и уставился на пень так, будто ожидал найти в нем золото. Похоже, он занимается какой-то ерундой».
Однажды ночью, когда шел сильнейший ливень, я невольно переполошил как белых, так и суеверных индейцев. Стремясь увидеть, как ведут себя аляскинские деревья во время шторма, и услышать их пение, я тихонько вышел из дома и, сражаясь с промозглым ветром, отправился к холму в дальнем конце деревни, оставшись незамеченным. Когда я вышел, начинало смеркаться, а когда добрался до вершины холма, совсем стемнело. По лесу разносился величественный и ликующий глас бури, и возможность услышать его компенсировала любой физический дискомфорт. Но я захотел развести костер, причем большой, чтобы не только слышать, но и видеть шторм и стонущие под его натиском деревья. Я долго и терпеливо блуждал во тьме, пока не нащупал немного сухого трута* в полом стволе и аккуратно спрятал его во внутренний карман, где уже лежал спичечный коробок и огарок свечи длиной пару дюймов, которые пока не успели намокнуть; затем я протер от воды несколько опавших веток, тонко настрогал их и тоже положил в карман. После этого я соорудил небольшой конус из коры высотой около фута, бережно склонился над ним, стараясь укрыть от проливного дождя, вытер насухо и положил рядом хворост, зажег свечу, поставил ее внутрь конуса и стал потихоньку подбрасывать туда трут и стружки. Через некоторое время разгорелся небольшой огонек, в который я постепенно добавлял все более крупную стружку, а потом и веточки, втыкая их торцом в землю под углом над внутренним пламенем и делая конус все шире и выше.
Когда стало достаточно светло, я смог выбирать самые подходящие ветки и большие куски коры, которые я тоже упирал торцом в землю, постепенно увеличивая высоту конструкции. Вскоре освещенным оказалось довольно большое пространство, где я собрал много хвороста и продолжал подбрасывать его в костер до тех пор, пока его сильное пламенное сердце не стало посылать в небо столб огня высотой тридцать или сорок футов. Костер очертил вокруг себя огромный круг света, несмотря на дождь, и окрасил своим заревом облака. Ни один костер из тысяч, которые мне доводилось разводить где-либо еще, не мог сравниться с этим ликующим победным танцем пламени в самом сердце бури. Зрелище буквально завораживало – подсвеченные облака и дождь смешались, деревья светились на фоне непроницаемой тьмы, из мрака выступили покрытые ярким мхом и лишайниками стволы, по бороздам на их коре бежали сверкающие струи дождя, а древние седобородые патриархи леса клонились к земле, исполняя языческие песнопения!
К полуночи мой костер разгорелся в полную силу. Сделав навес из коры, чтобы укрыться от дождя и немного просушить одежду, я просто сидел, слушал, смотрел и вместе с деревьями пел молитвы и гимны.
Однако ни огромного белого сердца костра, ни танцующих языков пламени, озаряющих небо, словно северное сияние, из деревни не было видно из-за растущего перед ней леса и высоты холма, не