впервые.
Кира забрала у Гоги бутылку, отхлебнула с горла пару глотков “Petrus”, опустилась рядом с ним на острые коленки и выдала:
– Здравствуй. Меня зовут Кира. Мне двадцать два. – По лицу заструился очередной поток слез. – Я живу в мире Cartier, «роллс-ройсов» и бесформенной лжи. Я живу в мире зависти и власти. Я живу в мире, где люди – дождевые черви, а жизнь обесценена настолько, что ее отбирают за деньги и ради денег. Я живу в мире роскошных отелей, фальшивых душ, постоянных подстав и бесконечного предательства. Я живу за счет человека, который вряд ли способен на любовь в ее общепринятом смысле. У меня есть подруги, которые ненавидят меня еще больше, чем я ненавижу себя. Мои постоянные собеседники – несколько бывших уголовников и убийц, уровень интеллекта которых гораздо ниже уровня дебильности. Они всегда со мной. Они всегда рядом. Мое главное достоинство – молодость, груда камней и сто сорок четыре шубы из всех известных и неизвестных зверей. Сто сорок четыре гребаных шубы, которые ни черта меня не согревают, потому что я день за днем подыхаю от внутреннего холода и одиночества. И меня абсолютно не е…т, что из-за меня постепенно вымирают представители Красной книги. Меня это не е…т, потому что я чувствую себя приложением из AppStore. Меня честно и уверенно купили. А я честно и добровольно продалась. Я – удобная программа, от которой постоянно ждут новых обновлений. Я должна правильно дышать, вовремя улыбаться и говорить только то, что от меня хотят услышать. Я должна придумывать мечты и делать вид, что благодарна за их исполнение, только вот исполняются они быстрее, чем я успеваю придумать что-то новое. Мои мечты давно умерли. Они сдохли и протухли. Вместе со мной и моим сраным «Я». Я ненавижу, как звучит мой собственный голос, я ненавижу, когда люди произносят вслух мое имя, я ненавижу себя и все, что со мною связано… Я ненавижу себя за то, что если бы у меня был выбор… я бы все равно выбрала ту жизнь, которой живу. Я бы выбрала человека, которого люблю и ненавижу одновременно… Люблю за то, что он украсил этот уродливый мир… Ненавижу, потому что из-за таких, как он, мир и представляет собой одно сплошное уродство… Мне так хотелось сниматься в кино… Так хотелось побыть кем-то еще… Кем угодно, кроме себя самой, потому что без всех этих камней, нарядов и ореолов неприступности… я – просто бездарь, никто и ранимая тварь. Мне так хотелось, чтобы хоть раз в жизни кто-то увидел и понял мои слезы… Понял. И молча их вытер.
Она больше не могла говорить и захлебывалась от слез. Он больше не хотел ничего слушать и вытирал ее слезы с долей трепета и мужской нежности – сначала руками… через секунду губами… через минуту языком… Она плакала и повторяла:
– А как же съемки?
– Милая, без нас не начнут… Тише… тише… тише…
Снято!
Снова дождь. И снова не по сценарию. Кира сидела все в той же белой рубашке. На том же подоконнике. Через пять минут ее убьют, со стороны левого кармана расплывется огромное пятно фальшивой крови, а он будет с невероятной правдоподобностью прижимать к себе ее тело и повторять: «Господи… не ее…