возвратится?
Белым вином заливаю свою одинокую полночь.
Лунные черти беззлобно приходят на помощь
И заставляют писать эти странные грустные строки,
Не понимая, зачем. Не извлекая уроки.
Что же ты медлишь, моё долгожданное утро?
Вместо велюра в груди – холодящая злоба азота.
Самую нежную ночь я давно задолжала кому-то,
Самый мой радостный день прячет в ладонях кто-то.
Белых стволов частоколы разрезали небо на части,
Стёклами слёз исцарапано сердце отныне.
Где же ты, с кем ты, моё непокорное счастье,
Мой огонёк, мой прохладный оазис в пустыне?
Белые простыни вёсен моих изорвутся в лохмотья,
Россыпь веснушек исчезнет, как тайные знаки,
Что проступают из кожи старинных полотен…
Белые флаги на площади, белые флаги.
Тёплой Зиме
Вчера укрыта шубою была,
Сегодня обнажила тонкий локоть.
Вчера взгляд скромный вскинуть не могла,
Сегодня овладела ею похоть.
Ей не нужны одежды и снега,
Она для Марта возродилась к счастью.
И будет хоть бездомна, хоть нага —
Ей дела нет до общего ненастья.
И памятью дрожат в её крови
Все поцелуи Марта, что проказник
Оставил на груди, пусть для семьи
Троинственной он – мерзкий безобразник.
И друг Апрель ей вспомнился: любя,
С округлых форм последние покровы
Срывал он, с наслажденьем теребя
Морозных тканей тесные оковы.
И был когда-то с ней красавец Май,
Такой же юный, как она сегодня.
Им созданный благоуханный край
Ей будет сниться в праздник Новогодний.
И лишь потом, заметивши в лесу
В проталине оставшейся, размытой
Её почти угасшую красу,
Использует и выбросит – забытой.
Она падёт в растаявшую тень,
На листья, что мать-и-мачеха подставит,
И нежную весеннюю сирень
Перед глазами мутными представит.
Она забудет, что она – Зима,
И умирать ей свойственно, и выжить.
Она – и свет в ночи, и утром тьма,
И Рождество, и долгий бег на лыжах.
Она умрёт и возродится вновь,
Как Осень, и Весна, и это Лето.
Но только вот сейчас не помнит кровь
Времён чудесных стройные куплеты.
Как тяжело холодной быть и злой!
Как больно быть размятой и разъятой!
Так хочется быть доброй и простой,
Так хочется быть гладкой, не помятой.
Веди, веди, далёкая лыжня!
Светись, светись, Вертеп в окне любимом!
Пусть станет зло отныне для меня
Рассеявшимся и забытым дымом.
Пусть возгласами детскими звенит
Наш зимний лес, обрадовавшись сказке,
И Зиму нежно встретить норовит
Какой умеет уж – щенячьей лаской.
Зима крылами белыми взмахнёт,
Вернув себе устои прежней веры,
И