align="center">
Дочь
Должна была родиться в мае,
А появилась в феврале.
Куда спешила дочь, не знаю,
Что ей не сладилось во мне?
Вся в аппаратной паутине:
Растает – только прикоснись.
И кулачонки цвета сини
Хватают за волосы жизнь.
Я над прозрачной колыбелью
Склоняюсь, будто в забытьи.
Про поцелуи Елисея
Сплетает вьюга сны мои…
Тревожным светом озарима,
Уснула королевна тут.
А на кормежку мимо, мимо
Орущих рыцарей везут…
Невольно матери оставив
На пряди жаркой первый снег,
У Бога на ладони тает
Сей хрупкий крошечный ковчег.
Она лежала и дышала,
Как рыбка в лодке без воды.
А я беззвучно умоляла:
«Ну что ж, Господь, задумал Ты?
Своей невидимою силой
Ты сохрани и защити!
До ангелочка ей, помилуй,
Немножко надо подрасти.
Позволь ей родником умыться,
Земное полюбить зверьё,
Лесной прохладой насладиться,
Ногами ощутить жнивьё.
Позволь ей тонкими ушами
Святые воспринять слова,
Вдохнуть по полной, не глотками,
Морозный воздух Рождества!
Дай разнести ей весть благую,
Неся удачу всем вокруг,
И ласку ощутить иную —
Других, не материнских рук…
И если можно поменяться,
Подсократи мое житье
Лет этак с хвостиком на двадцать:
Один мой год – за два ее!»
Вот двадцать весен пробежало,
Как бабочек веселых рой.
И я лежала и дышала,
А ты склонялась надо мной…
В городах
В городах, в городах завеснело!
Снег поплыл вдоль широких аллей.
Чертит облако лучиком-мелом
По асфальту нехоженых дней.
Разноцветною стайкой навстречу несутся минутки,
И в тяжёлых ботинках уставшие ноги легки.
Лишь хватило бы нот, чтобы песню мурлыкать в маршрутке,
И карманов пальто, чтоб горстями считать медяки.
Голубиная метель
Воображаемое утро. Двор. Покой.
По подоконнику вожу рукой.
Под аркой каблучков спешащий стрёкот,
Сосед в «Фиате» шинами прошлёпал.
Как после нежности сентябрьской кот и кошка,
Приникнув к раме, жадно ловим воздух
Промокшими счастливыми носами
И смотрим, как, кружась над головами
Невыспавшихся утренних прохожих,
Летают голуби. Обыденный полёт
Мы раз за разом пропускаем мимо,
В мельканье дел и хлопотных забот
Не замечая выкормышей Рима.
Нам кажутся невзрачными они
От серости давно не мытых улиц
И оттого, что мы в былые дни
С единственной любовью разминулись.
И