оттепелью леденцами сосулек, подставляя подножку, мешала ровности шага, и дозволяла лишь скользить, спотыкаясь по ней, да пошатываться, едва не сбивая обочину, чьей сохранностью казалось озабочены одни только яблочные огрызки стаявших снежных баб, что толкали перед собой пушечные ядра неслучившихся никогда орудий, выглядывающих со всей возможной для них суровостью из бойниц шутейных крепостей. Плотно закрытые предрассветным мОроком1 ставни леса, гляделись куда как более неприступнее. Слабый свет луны через абажур ветвей не мешал рассмотреть гербарий под полупрозрачными тонкими листами кальки стаявшего льда, над которым так недолго трудилась минувшая осень. Ветр, из наивного желания помочь, сдёрнул все листья наземь едва ли не в один час, спутал их, чем и завершил начатое не им дело.
Что и говорить, – мОрок2 утра, это такая же морОка3, как и всё прочее. Поди. разберись – где что. Тут главное – не вмешаться в чужое, и вовремя разглядеть своё, а уже там… Трава вырастет всюду, и на этом, и на том.
Следы
– Мать! И вот где она?
– Кто?
– Да собака твоя!
– Бегает где-то. Её разве удержишь…
По причине ли юного возраста, или весёлого, беззлобного характера, но собака была более, чем жива. Она не могла надышаться окружающим её миром, и старалась не просто запомнить звук любого, обращённого к ней слова, но постичь его смысл. Когда кто-нибудь окликал её, собака охотно подбегала, усаживалась напротив и с пристальным вниманием смотрела в глаза, дабы не пропустить ни единого побуждения сердца, что проскальзывает в приоткрытую щёлочку взгляда скорее слов.
Нюх, данный собаке при рождении, играл ею, насмехаясь над неопытностью. Завидев чей-нибудь след на снегу, собака, дабы лучше разобрать его, погружалась в сугроб, пряча голову за холодный воротник льдинок по самые уши, прямо до утоптанной морозом земли.
Вполне понятно, что она пока не понимала запахов, а просто запоминала их, чтобы при случае иметь понятие о том, кто это наследил возле её двора. Однажды, некий, один среди прочих других след, показался ей знакомым. Похожий на вмятину от разломанного надвое пряника, которым частенько баловала собаку хозяйка, его запах не был липким от чрезмерной сладости, однако напоминал… Он совершенно точно что-то напоминал, но что именно, собака не могла вспомнить никак, а посему сделала единственное, что умела, – уткнулась носом в ямку следа и побежала вперёд, оставляя позади себя борозду растревоженного снега.
Следы вели прямиком к поляне, истоптанной семейством оленей. Стоя поодаль один от другого, они обкусывали мелкие ветки кустарников и производили порядочно шума, но суета ветра, терзавшего лес, похожего на такой же, что играет обыкновенно волнами океанских и морских вод, словно находясь в сговоре с оленями, помогал им сохранять в тайне своё местонахождение, и в то же самое время, мешал им услышать возню других. Так что, встреча собаки с оленями оказалась неожиданной для всех.
Когда