подобна монархиям оседлых государств. Есть свое представление о харизме правителя, акцент на семье, отцовстве и сыновстве, этико-социальные рецепты, аналогичные заповедям, верность как соблюдение традиций, акцент на этатизме в понимании «истории». И у них подчеркивается особая роль в истории общества человека. Они постоянно апеллируют к «древности», но чаще не к «древней» модели, как, скажем, в Китае, а к «духу отцов». Это акцент на идеях, заповедях, а не конструкциях. В этом плане их, может быть, даже более гибкая, чем, например, европейская, которая ищет образец для подражания либо за пределами свое зоны, либо в своей собственной «античности». Их культура не менее «агрессивна» в цивилизационном отношении, ибо они видят весь мир «от рассвета до заката». Они и не менее «любознательны», ибо понимают, что без подпитки извне существовать не могут. Они активно заимствуют чужие культурные достижения, но одновременно их и «искажают», т. е. фильтруют и интерпретируют в соответствии со своей парадигмой. Наконец, сами кочевники были враждебны по отношению к оседлым, якобы из зависти, и это позволяло оседлым народам максимально дистанцироваться от них. На самом деле, у кочевников есть понимание того, что в чистом виде кочевое хозяйство существовать не может, и они выступают за активное общение с оседлым миром. Просто, оседлые люди, как, впрочем, и кочевники, чаще запоминают обмен ударами, а не дарами.
История и культура кочевников удивительно уязвимы для разного рода стереотипов и, прежде всего, для понимания их, как неких недоразвитых существ, почти животных, неспособных даже на примитивное культурное строительство. Давно уже отмечено, что в истории человечества идут параллельно два процесса. Растет численность населения, люди сосредоточиваются в большом количестве в отдельных местах, меняется социальная структура, инициируются новые социальные процессы и создаются новые социальные институты. Одновременно люди развиваются духовно, осваивают мир и лучше понимают себя, создают новую культуру. В отношении же кочевников получается, что часть человечества, и немалая, как бы остановилась и в том, и в другом развитии. Они убивают друг друга и тем самым решают многие проблемы. Это и «недоразвитость» их природы не требуют-де от них духовности, и стимулирует их развитие по криминальному варианту.
Вероятно, одной из причин такого стереотипа является разное отношение кочевников и оседлых народов к миру. Оседлые народы создают искусственную картину мира, своего рода проект его развития. Они «строят» мир в соответствии со своей базовой парадигмой и тем самым изменяют этот мир. Кочевники же встраиваются в ритмы этого мира и не ставят перед собой такой задачи в принципе. «Конец света» может быть только у оседлых народов, кочевник мыслит свое существование бесконечно долгим и неизменным. Быть может, это дает для кого-то достаточное основание рассматривать их в качестве чего-то вроде «родственников» животных. Им не нужна «техническая» (искусственная) картина мира, их описание